Все это милые и привычные приметы человеческого быта. Но в каждом горном восхождении наступает миг, когда приходится отвернуться от них и обратиться лицом к суровым и неприветливым склонам, которые никогда не давали и не дадут человеку ни убежища, ни пищи. Склоны холмов наползают друг на друга, будто стремятся поскорее скрыть от ваших глаз обитаемую землю. Зато появляется возможность хорошенько разглядеть облака, которые теперь располагаются значительно ближе. Те из них, которые снизу смотрелись однородными желтоватыми подушками, неожиданно обретают фактуру, внутри них обнаруживаются прорехи и закрученные ветром спирали. Более темные облака шевелятся разорванными краями и грозят непролившимся дождем. Трава становится все более чахлой и уступает место скалам. К тому же дует холодный ветер.

Подъем дается нелегко. Но я медленно, ярд за ярдом, поднимаюсь по мрачной лощине с каменистыми склонами, по которым сбегает крохотный ручеек. Я уже поднялся выше окрестных гор и теперь могу заглянуть за их вершины. Там виднеются новые холмы, а за ними еще одни… и так до самого горизонта, где обнаруживается легкий намек на море.

По дороге мне встретилось небольшое каровое озеро, на берегу которого стояла каменная хижина без дверей.

Вокруг был разбросан мусор — верный свидетель недавнего человеческого пребывания. Здесь валялись апельсиновые корки, металлические пробки от бутылок и бумага, некогда служившая оберткой для сандвичей. Печальная картина, более уместная в обезьяньей клетке, служила лишним подтверждением дарвиновской теории. Зато отсюда открывался потрясающий вид на Бен-Невис…

Вот она, настоящая Шотландия! Только здесь вы увидите описанный в романах Хайленд. Прямо передо мной, за могучим горным кряжем лежало голубое, словно небо, озеро Лох-Линнхе. Справа между холмов пряталось Лох-Лохи. А еще дальше открывалась удивительно красивая долина, над которой висела радуга. По ней проходил Каледонский канал, он тянулся от озера к озеру и в конце концов приводил к Инвернессу.

Тропа становилась все круче, изобиловала зигзагами и неожиданными поворотами. Я шел, ощущая радостное возбуждение, холодный воздух пьянил, словно вино. Обернувшись, я замер, пораженный новым чудом — внезапным проблеском Атлантики поверх горной вершины. А вон те смутные голубые пики, что виднелись вдали, наверное, были Гебридами. А затем я внезапно очутился в долине смерти. Здесь ничего не росло. Горные склоны усеивали обломки скал. Облака были совсем близко, одно даже оказалось у меня под ногами — неуловимая серая субстанция, струившаяся по поверхности горы.

Привычный обитаемый мир остался далеко внизу, и даже солнечный свет не скрашивал моего одиночества. Со всех сторон меня окружали горы — жестокие и неумолимые. Во всем таилась неведомая угроза. Легкие золотистые облака, проплывавшие в непосредственной близости, при ближайшем рассмотрении превращались в таинственные видения, которые скрывали в себе нечто жуткое — такое, что могло в мгновение ока смахнуть человека с горного склона, подобно тому, как птица на лету склевывает зазевавшуюся муху.

Человек нигде не ощущает так болезненно свое одиночество, как высоко в горах.

Я продолжал подниматься, хотя легкие мои горели, сердце неистово колотилось, а сбитые в кровь ноги молили об отдыхе. Но я запрещал себе даже думать об этом. Меня подгоняла мысль, что вершина уже близко. Она просто не может быть далеко!

Внезапно дневной свет померк. Я вошел в полосу густого тумана и не сразу почувствовал, какой он холодный и влажный. Тело мое было разогрето долгим подъемом, и до определенного момента я не отдавал себе отчета, насколько понизилась окружающая температура. Внезапно из тумана выплыли две темные фигуры.