– Отпустила, батюшка, – призналась она, вздохнув, – только все равно не чужому – знакомому. Продай, говорит, тетка Домна, по старой памяти…

– Что за знакомый? Не темни, – нетерпеливо посоветовал Остапчук.

– Да я, Иванушка, и говорю… да помнишь ты его – Гога.

– Гога, Гога, – повторил Иван Александрович, – погоди. Это какой? Строгач?

– Да-да! Он. Постарел, знамо дело, но он.

– Кто такой Строгач? – вмешался Акимов.

– Шалопут из местных. Подъедался на железке, ловили на кражах из товарняков, до войны еще, – пояснил Остапчук, – отсидел за вооруженный разбой. Вернулся, стало быть.

Повисло молчание, которое прервала бабка Домна:

– Простите меня на этот раз, не сажайте. Сколько мне осталось-то, без печенки? Я ж не со зла, мне теперь хоть на других порадоваться.

– Вот и радуйся, – сварливо оборвал Иван Александрович, – пей чай да радуйся. С баранками.

– Зубов нет, кормилец.

– Вымачивай! Все, последним разом тебя прощаем. Еще хотя бы намек на то, что гонишь, – не обижайся. Помрешь, Домна Петровна, в заключении. Понятно?

– Дай бог здоровья, – от всей души пожелала бабка и поспешно ретировалась.

Схлынули злость, возбуждение, навалилась большая усталость. Акимов, еле ворочая языком, попросил:

– Иван Саныч, вызови группу, будь другом, а я пока туда пойду, на место, осмотрюсь.

– А эти двое что? – Остапчук кивнул на приятелей.

– Можно мы тут посидим? – жалобно попросил Яшка.

Пельмень ничего не ответил, только не менее жалобно заморгал глазами. За последнее время он начал серьезно подозревать, что судьба взялась за их перевоспитание: стоило насвинячить – и немедленно начинались приключения. Они-то как раз возвращались с вокзала, подрезав парочку жирных лопатников, жизнь была прекрасна, солнце светило только для них – и на тебе.

– Так, постойте, – очнулся Сергей, – а вы что там делали?

– А мы ничего такого не делали, – радостно не соврал Андрюха, – нас сами археологи взяли на побегушки.

– Это археологи были? – не понял Остапчук.

– Да. Археологи из этого… – Пельмень задумался, Яшка закончил:

– Института археологии. Главный у них – профессор, Князев Андрей Николаевич. Хороший человек.

– Интересное кино: хороший человек у руля, а в батраках – Гога Строгач, – пробормотал Остапчук, – и что это за археологи такие нашлись, незарегистрированные? Иди, Серега, я вызову.

37

Акимов ругал себя последними словами: поддавшись панике, не разобравшись, рванув «разъяснять» старуху-самогонщицу, оставил место преступления, а ведь это халатность. На месте ли улики? А вдруг какой из трупов пропадет? А вдруг, Сергей сглотнул, все это – провокация и нет там ничего?

– Отставить мистику, – приказал он себе, бодро шагая по кладбищенской аллее, которая, как он не мог не заметить, за последнее время стала не в пример заметно хоженой. Вон, поросль уже разошлась, появился подорожник, полынь, а мурава полегла. Не исключено, что в стародавние времена тут целая дорога пролегала.

Солнце уже клонилось на закат, и в его косых лучах было заметно характерное проседание по границе, тени длиннее, краски более контрастные, острые. Да и сам грунт другой, плотнее ощущается под ногами.