– Но он позвал сего музыканта по просьбе императрицы. Да и голос у Деера просто божественный.

– Проклятый кастрат!

– Он заплатил за свой голос большую цену, но этот голос стоит того.

Франческо выругался и сказал Дорио:

– Я бы перегрыз и тебе глотку, но ты мне нужна. Без тебя упадут и мои доходы. Ты должна заставить императрицу своим голосом забыть про Деера, который приехал сюда благодаря негодяю Мира!

– Возможности моего таланта не безграничны, сеньор! Вы слишком многое просите.

– Змея! – прошипел он. – Пошла прочь! Я не желаю тебе видеть!

Дорио поняла, что в этот момент капельмейстера лучше не трогать. Его грызла зависть, самый большой его порок. Потому она оделась и потихоньку вскочила из дома….

****

Год 1736, март, 22-го дня. Санкт-Петербург.

Дом Артемия Петровича Волынского.

Волынский просмотрел бумаги и счета и отбросил их в строну. Его управляющий стоял рядом и смотрел на барина. Он не понимал, отчего тот сердиться. Ведь он привез ему хорошую сумму.

– Две с половиной тысячи! – проговорил Волынский. – Доходы с моих имений в коих 11 000 крепостных душ! И сие за год! Ты понимаешь, Василий?

– Понимаю, барин. В сей год удалось собрать даже недоимки. Ваши имения дают много больше чем имения соседей. В том могу поручиться. У князя Щербатова и тысячи нет. Я его управляющего хорошо знаю.

– Отчего я не шут, Василий? – неожиданно спросил Волынский слугу.

– Не понял вас, Артемий Петрович.

– Слыхал, историю про Адамку Педрилло?

– Дак многие про то говорят в Петербурге. Но думаю что большинство тех баек брехня.

– Он заработал около 120 тысяч рублей всего за день! И то не брехня. Сам видел. Тенор императорский новый, кастрат Деер, всего несколько дней как в Россию приехал. А жалования уже ему положили в год – 40 тысяч. Ванька Балакирев дом получше моего имеет. А Кульковский? А Лакоста? При нашем дворе хорошо быть шутом. И я завтра поеду Лакосте кланяться.

– Отчего так, барин? – не понял управляющий.

– Да от того, что шуты в нашем государстве при императрице нынешней сила большая. Бирен не гнушается Адамкой Педрилло. И императрица им не нарадуется. Только и говорит про шутку с женитьбой на козе. Думать надобно, как карьеру придворную далее продвигать.

– Дак и ты не последний человек при дворе императрицы, барин.

– Не последний, но и далеко не первый. Я пока обер-егермейстер, а хочу скоро в кабинет-министры выскочить. Слишком много прожектов в голове моей. Слишком много…..

****

Год 1736, март, 22-го дня. Санкт-Петербург.

Дом Пьетро Мира.

Сеньор Пьетро Мира недавно нанял собственный дом и нанял слуг, число коих было теперь не меньше чем у Франческо Арайя. И сеньора Дорио посетила его уже во второй раз в новых апартаментах.

– Арайя в бешенстве? – сразу понял это по лицу любовницы Пьетро.

– Он не просто в бешенстве, он готов тебя убить. И даже меня прогнал. Милость к тебе императрицы отравляет его словно яд.

– Вот и пусть сдохнет от бешенства, – засмеялся Пьетро. – Я по нему не заплачу.

– Скажи, Пьетро, а тебе самому было не противно лежать в кровати с козой?

– Нет. В этой стране нет понятия противно или нет. В этой стране есть – угодно сие императрице или не угодно. И если угодно, то не противно. Кто посмеет меня осудить, если сама императрица смеялась моей шутке? Да и плевать мне на их осуждение.