—   Да, — как бы подвел наконец итог услышанному Никольский, — есть многое на свете, друг Гораций... Ну что ж, Танюша, не подумать ли нам об обеде? А мы сейчас тебя догоним. — И когда она вышла, добавил, плеснув себе в стакан немного виски: — У меня к тебе просьба. Если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, что надо сделать. — Он указал глазами вслед ушедшей Татьяне. — Прости, Ваня, что я вынужден и это еще на тебя навесить. Больше ведь у меня нет никого на свете, ты знаешь.

—   У тебя что, настроение от моего рассказа испортилось? Ну это я еще могу понять. Сам никакой радости не испытываю от того, что происходит. Но давай смотреть на вещи просто: что от нас с тобой зависит, а что — нет. И соответствовать.

—   Извини, друг, ты, конечно, прав. Все просто и объяснимо. Но вот что нам делать дальше с Домом Советов, ума не приложу. Знать и — молчать?

Понимаешь ли, если подходить к вопросу серьезно, все, что они там организовали, — чепуха на постном масле. А этот мой дружок знаешь откуда? — Арсеньич оглянулся и сказал почти шепотом, прижав палец к губам: — Это «Альфа», Женя. Понял? Или надо объяснять еще что-нибудь? А против «Альфы» я и сам со всеми своими хлопцами не выйду и никому другому не посоветую. Просто к ним команда не поступила. Затор где-то случился. Или эти долбаные гекачеписты испугались сами себя и своих действий. Иначе бы я сейчас перед тобой уже не сидел, а на месте славных защитничков было бы одно кровавое месиво из дерьма и костей. Вот, Женя, что это такое. И не дай тебе Бог... Я все-таки профессионал, знаю. А эти наши толпой по этажам скачут, активность свою демонстрируют... Впрочем, если ты так решишь, мы можем вернуться и занять соответствующий подъезд. Только я уже нутром своим чую: кончилось все. Раз кореш ушел, возвращаться уже нет смысла. Ни им, ни нам. Может, кто еще разок-другой и пугнет, пальнет из чегонибудь, но это уже, поверь, так, круги на воде. И никому ни до кого дела нет — кто пришел, кто ушел...

—   Значит, ты полагаешь, все пошло на спад?

—   Я просто уверен, ну знаешь, нутром чую, объяснить только не могу, но развито это чувство у нас, военных, точку сегодня ночью перешли. В смысле — пережили.

—   Ну что ж, верю твоей интуиции... А если все-таки найдется провокатор? Наш исторический опыт говорит, что мы не можем без этого.

—   На это я тебе отвечу так. Во-первых, мой исторический опыт говорит мне, что «Альфа» дважды не приходит. А во-вторых, ты какого провокатора имеешь в виду? С чьей стороны?

—   Как это — с чьей? — изумился Никольский, но, взглянув на насупленного Арсеньича, неожиданно хмыкнул: — Да-да... Ну ты, Арсеньич, и вправду на три аршина под собой видишь...

А ты что, считаешь, войска пришли, постояли и ушли в свои лагеря, казармы, базы, да? И все вот так просто закончилось? А чего тогда, понимаешь, весь этот огород было городить? Нет, брат. Вот когда уже все закончится, обязательно кому-нибудь потребуется жирную такую точку поставить. Себя, так сказать, еще маленько над толпой ведь приподнять, иначе какая же это будет победа! Без крови-то?..

Арсеньич снова потянулся к джину, смешал себе в стакане и кинул лед. Никольский сосредоточенно курил, глядя в потолок. Оба молчали. Наконец Арсеньич не выдержал:

—   Ну чего ты мучаешься? — И словно обрадовался найденному решению: — Слушай, ты видал когда-нибудь, как кобели насмерть бьются? Нет? Тогда послушай, тебе это полезно...