В грязновской квартире она себя чувствовала вполне по-хозяйски и покрикивала на Карину, у которой все почему-то из рук валилось.

—  Чего это ты разволновалась вдруг, подружка? От предчувствия, что ли? Да не ерзай ты, они же хорошие ребята. А в Славку я просто влюблена как ненормальная. Знаешь, чего он выкинул?

Карина наблюдала за Ниной и не узнавала ее. Значит, нужен был какой-то сильный толчок, удар, потрясение, чтоб человек так круто изменился, и не только внутренне, но и внешне. Вот что с человеком свобода-то делает! Не ходит — летает, не говорит — поет! И все — Славка да Славка, помешалась на нем. Есть же, оказывается, счастье...

...сижу я целый день и реву над запиской его этой. Уже поздно было. Слышу, идет. Свет везде зажег. Наконец на кухню зашел и меня увидел. Подходит так спокойненько и ключ мне на цепочке протягивает. «Прости, говорит, утром не сообразил.

Тебе ж, если из квартиры выйти, так обратно никак не войти. Совсем я дурак стал. Здравствуй, котенок». И поцеловал. Знаешь, как я уж потом-то ревела! Ну как дура последняя...

В вагоне метро было тесно.

—   Славка, а у меня не получится, как в том анекдоте? Турецкий оглянулся на стоящих впритык пассажиров и прижался к Славкиному уху: — Одна другую спрашивает: ты когда минет делаешь, глаза мужа видишь? А та отвечает: однажды видела. Делаю минет, а тут он входит.

Грязнов так захохотал, что народ отшатнулся: ненормальный какой-то!

—   А к чему ты? — отсмеявшись, спросил Слава и вытер глаза ладонью.

—   Лежу я, приготовился, а входит Ирка?

—   Как тебе не стыдно!

—   Ну так скажи хоть кто? — настаивал Турецкий.

—   Приедем, увидишь. Тебе точно понравится...

Увидев Нину, Турецкий, во-первых, не узнал ее, а во-вторых, удивился, помня о пристрастии Грязнова к достаточно выразительным женским формам. Впрочем, пристрастия, как и времена, быстро меняются. Очень симпатичная девочка — стройненькая, но без острых углов, и мордашка ничего. Одета хорошо, со вкусом.

Но, зайдя в комнату, онемел. Увидел Карину. Оглянулся на Нину. Потом посмотрел на Славку.

—   У вас, Александр Борисович, — сказала вдруг Нина, — очень выразительный взгляд. Постоянно думающего человека.

Славка прыснул, но постарался все-таки сохранить серьезную мину. Турецкий, наконец, нашел нужный тон:

Ну разыграли! А ведь я вас, Нина, наверное бы так и не узнал, если бы не увидел Карину. А что касается вас, — он с поклоном взял ладонь Карины и элегантно поднес кончики ее пальцев к своим губам, — вас не узнать невозможно. Раз увидел — и на всю жизнь!

—          Вот и хорошо, — констатировала Нина и безапелляционно добавила: — Мужчины — мыть руки и за стол!

Они ушли в ванную. Турецкий закрыл дверь и сказал Грязнову:

—  Ты вообще-то соображаешь, что делаешь?

—          А что тебе не нравится? — намыливая руки, спросил Слава.

—          Такие подставки, старик, весьма опасны. Они ж у нас по делу проходят.

—  Свидетелями. Ну и что?

—  Так ведь неизвестно же, как все еще повернется!

—          Да пусть как хочет, так и крутится. А мы — живые люди.

—  А если свидетели станут соучастниками?

—          Не надо, Саня, — поморщился Грязнов.