Изменить размер шрифта - +
Мы–то в Бога не верили, а оказывается, он, а не мы, правит всем на свете. И вот — ткнул нас носом, точно котят, и — показал, как мы ничтожны и слепы.

— Ты имеешь в виду цунами?

— Не только, хотя и эта сила вдруг заявила о себе, но есть ещё и дыры, сквозь них смертельная радиация летит на землю, и таяние льдов — оно поднимает уровень мирового океана, а также и другие космические и экологические фокусы. И вот ведь что поразительно: все шалости природы вначале нас избирают своей мишенью, а уж потом Россию, Индию, арабов и Китай. По чьей–то злой воле мы ставили города–мегаполисы в низинных местах и на побережье, жались к воде, а вода, как мы теперь видим, тоже живое существо; вначале она щелкала нас по носу ураганами, на манер того, что пронесся над нами прошлой ночью, а уж затем рассвирепела и поднимает стометровые волны, для которых нет препятствий. Океан как бы предупреждает: мне ваши города не нравятся, уберите их, иначе я разнесу ваши жилища, а вас кину рыбам на съедение.

— Ну, папа, нагнал страху!

— А ты не пугайся, принимай меры. Превращай остров в неприступную крепость. На счастье он состоит из скалистых берегов и торчит над океаном как Зуб Вселенной. Ты теперь поедешь в Белград, а там, может, заедешь и в Москву, и в Петербург. Я дам тебе адреса наших друзей и живущих там сербов; надо снабдить их вот этой вашей штучкой, и пусть они работают во благо нашего славянского племени и всех добрых людей на Земле.

Он вынул из стола блокнотик и подал его дочери:

— Вот список наших друзей. Укрепи их в вере, снабди деньгами — пусть они вспомнят, что они славяне, и поднимаются на борьбу. В Белграде к тебе подойдёт человек, который уже имеет тысячу наших приборчиков. Он хорошо обучен, но ты ещё раз покажи ему, как ими надо управлять, и растолкуй, где и в каких случаях их следует пускать в дело.

Наступали сумерки, когда Драгана и её четырнадцать друзей во главе с Дундичем отправились в аэропорт, а к дому губернатора стали подъезжать чиновники, которых он замыслил назначить на главные посты в государстве в случае его избрания президентом. Наиглавнейшей из этих чиновников была Барбара Шахорн, — женщина неопределённой национальности и непонятного возраста, но больше похожа на негритянку с заметной примесью белой масти; то ли ей было тридцать, то ли пятьдесят: маленькая на тонких и кривых ножках, худенькая, как подросток, и проворная, как испуганный зверёк. От машины и до входа в дом её сопровождал здоровенный, как горилла, негр, а в гостиной её встретил хозяин и долго, нежно целовал ей руку. Урош предполагал назначить её советником по безопасности, — на второй по значению после государственного секретаря пост, — но, в сущности, это был такой же важный пост, как и государственный секретарь.

Барбару губернатор избрал по рекомендации отца, члена тайного Совета Богов, клуба мультимиллиардеров — она была тесно связана с членами мирового правительства, а по внешнему виду олицетворяла большинство американского общества.

Примерно такой же окраски, но пожилой, опытный важный господин предполагал стать государственным секретарём. Внешний облик его как бы напоминал многих из того самого расового коктейля, который, как говорил дед Драган, сильно покраснел и почернел в последние пять–семь лет. У деда была своя теория состояния человеческой популяции; он весь род людской делил на три цвета: белый, чёрный и красный. И утверждал, что белые живут, чёрные прозябают, а красные мутят воду, то есть делают войны, революции, реформы. Точный расклад по национальностям не делал. Обыкновенно махал рукой и добавлял: вот когда красный петух клюнет вас в мягкое место, тогда и поймёте, какой он национальности.

Будущий госсекретарь был чёрен и имел покатые плечи. Если на него посмотреть сзади — сутуловатый орангутанг с короткой шеей и плоским затылком; в профиль глянешь — коричневый бразилец с едва заметной пуговкой носа, ну, а если заглянуть в глаза — в них тёмная ночь аборигена Австралии или Гвинеи.

Быстрый переход