Он вновь, как после разговора с Акимовым, распрямился, задрал нос – только сейчас было от чего загордиться (не так-то просто признать собственную подлость и решиться исправиться).

Но стоило войти в кабинет производственного обучения – и времени на то, чтобы погордиться, не стало. Два десятка оболтусов, и почти каждый делает все, чтобы до конца курса лишиться какой-нибудь части тела. И с порядком ох как непросто.

Ведь все же для них сделали, чтобы удобно было. Раньше, когда директор прежний был, не токарь, все не по уму было. Даже детали на полу лежали, каждый раз изволь нагнуться, поднять, обработать – уйма времени уходила. Теперь все под руками, на специальных тумбочках. Так нет, обязательно надо на полу все раскидать. Или, вот, готовые уже детали и неготовые – сразу надо учеников приучать, чтобы все не в навалку было, ведь на то, чтобы разобрать, где какие детали лежат, много драгоценных минут уходит. Вот станок идет самоходом, а этот пацан стоит, жует что-то. Колька, подойдя, отобрал у него кусок, сунул взамен чертеж:

– Знакомься пока, а булка до обеда подождет.

Он переставил за станками еще нескольких человек. Белов, у которого появилось время следить за всеми разом, удивился, но виду не подал – воспитанный, ни за что не допустит, чтобы уронить авторитет педсостава.

Белов не виноват, нет у него времени смотреть за тем, кто как стоит, как готовит материал, как выкладывает инструменты. Разве что за беспорядок попеняет. Но ведь из этой мелочовки проценты и план составляются. Правду поведал Ильич: непросто Белову было одному, а ведь ни слова не сказал, не сдал, не нажаловался. «Нет, все-таки хороших людей вокруг еще очень и очень много», – решил Колька, бодро направляя на путь истинный очередного неумеху. Оказывается, когда настоящим и своим делом занимаешься, жизнь куда веселее и местами в чем-то проще.

…Вечером у подъезда ждало еще одно открытие, даже два: на лавке сидели, помахивая ногами, точь-в-точь как рыночные бабки, Витька Маслов и Санька Приходько, с корзинкой, прикрытой чистой тряпочкой. Физиономии у них были недовольные.

Желчный Санька, только увидев приятеля, немедленно принялся придираться:

– Ты где ходишь? Сколько ждать-то!

– И тебе не хворать, – от всего сердца пожелал Колька, пожимая им клешни. – Как сами-то?

– Вполне терпимо, – успокоил Маслов. – Принесли вот для бати. Очень полезные.

Привычным, спекулянтским то есть, движением откинул тряпицу, открыв содержимое корзинки. Колька, глянув, спросил, что это.

– Гранаты, темнота, – важно просветил Приходько. Витька толкнул его в бок:

– Не выпендривайся, давно ль сам узнал? – и продолжил, обращаясь к Николаю: – Гранаты. Бери, хорошие, спелые, из самого Азербайджана. Дяде Игорю передашь, очень полезно для укрепления здоровья.

Колька растрогался было, потом, правда, строго уточнил, не хапанные ли.

– Ни боже ж мой, – поклялся Витька, – век свободы не видать и честное пионерское. Бери, не сомневайся.

Колька, разумеется, не разрыдался, не баба, хотя в носу пощипало. Что за день такой сегодня? Одни как ледяной водой окатывают, от вторых тепло, как от солнца, бодрит! Эва, даже скобарь Витька от сердца дефицит оторвал.

– Ну вот и хорошо, – заметил Санька, – а от меня вот, яблочко. И нечего смотреть! Не краденое.

– Я ничего.

– И привет передавай.

– Хорошо, передам.

– Чего, я видел, нашли машину-то, что… наехала? Витька говорил, у отделения стояла.

– Не-а, это не та.

Санька удивился:

– Чего ж не та? Вроде бы и та.