В его доме поселились новые жильцы. Соседи сказали, что вдова вернулась на Родос. В газете писали, что она находилась у постели умирающего до последней минуты. Если миссис Димитриус что-то знала или подозревала, она держала это при себе. Соседи ничего не знали о ее местонахождении, она ни с кем не общалась. Казалось, она сожгла за собой все мосты, и Доркас очутилась перед закрытой дверью в прямом и переносном смысле этого слова.

Не считая этой бесплодной вылазки, Доркас была предельно осторожна в первые месяцы после выписки. Чутье подсказывало ей, что дела у Джино идут неплохо. Ей было знакомо это состояние мрачного возбуждения и плохо скрытого торжества, как бывало, когда ему удавалось провести кого-нибудь, когда злой гений покровительствовал ему. Он получал с Родоса корреспонденцию, пару раз были даже международные звонки. И вот, наконец, Джино собрался в Сан-Франциско. У Доркас давно созрел план, который она всячески скрывала от домашних; она не спускала с Джино глаз и терпеливо ждала, когда Джино допустит какой-нибудь промах и попадет в расставленную для него ловушку. Доркас по-прежнему оставалась мягкой, обманчиво податливой, слегка рассеянной. Джино, судя по всему, решил, что она и в самом деле слегка тронулась умом, и это его вполне устраивало. Как жена она перестала его интересовать, но он еще не решил, как с ней поступить. Одно было абсолютно очевидно: он никогда не позволит ей уйти и забрать с собой Бет.

Судьба, наконец, улыбнулась Доркас. Улыбка была жуткой, она принесла смерть. Но в тот момент и при сложившихся обстоятельствах случившееся можно было расценивать как неслыханную удачу. Доркас провожала его в аэропорт, когда Джино улетал в Калифорнию. На обратном пути, ведя машину, она включила приемник и услышала сообщение о крушении. Самолет взорвался на взлете и сгорел дотла. Уцелевших не было.

Доркас развернула машину и помчалась обратно в аэропорт. Ей пришлось пройти обычную в этих случаях процедуру допроса, разыгрывая роль потрясенной и безутешной вдовы. Она позвонила Фернанде, и та немедленно приехала, проявив достойное в данном случае мужество и великодушие, взвалив на себя хлопоты с похоронами. Не давая воли собственному горю, она бережно опекала Доркас, чуть ли не сдувая с нее пылинки из опасения, что свалившееся несчастье опять надолго прикует Доркас к постели. Переживания, несомненно, существовали, но совсем другого характера, нежели предполагала добрая Фернанда. Свободна, свободна, хотелось крикнуть во весь голос Доркас. Ее пьянила эта неожиданно свалившаяся буквально с неба свобода. Не дожидаясь завершения обычных в таких случаях формальностей, она даже имя сменила на прежнее.

Ей казалось, что она родилась заново. Ей предстояло заново учиться жить без страха и лжи. Фернанда нежно и заботливо опекала новоиспеченную вдову, не подозревая, какие мысли на самом деле одолевали хорошенькую головку Доркас. У Фернанды давно была запланирована поездка в Грецию, и она предложила Доркас сопровождать ее. Не в качестве гостьи, а как компаньонке. Всегда существовала необходимость что-то напечатать, привести в порядок наспех нацарапанные за день записи, так что Доркас могла оказать неоценимую помощь Фернанде.

Джино привык жить на широкую ногу, сорил деньгами направо-налево, и оставил жене и дочери крайне ничтожную сумму. Доркас была рада возможности сменить обстановку. Поездка в Грецию очень много значила для нее. Начало новой жизни должно было положить паломничество в память отца и Маркоса, которым так и не удалось осуществить свою заветную мечту и съездить в страну древних эллинов. К тому же, Доркас надеялась разыскать вдову Маркоса и, возможно, найти ключ к мучившей ее загадке. Да и долг в тысячу долларов должен был быть возвращен. Если миссис Димитриус известно хоть что-нибудь, Доркас Брандт должна это выяснить. Если ее догадки относительно Джино подтвердятся, то падут последние оковы, связывающие ее с прошлой жизнью.

«Доркас», — послышался из гостиной голос Фернанды.