Ах, если бы быть посмелее!

5

Марион не бывала на греческих островах со времени последнего приезда к отцу на Корфу. Когда самолет начал заходить на посадку в Афинском аэропорту, она посмотрела в иллюминатор и увидела под собой голубое Эгейское море, гористый пейзаж за Афинами в осеннем уборе и почувствовала вдруг острый укол ностальгии. Почти пять лет назад Марион прилетала на Корфу. Она любовалась морем, зеленью, горами. Ее охватило волнение. Столько было ожиданий! Греция словно светится собственным светом: нигде нет такой яркости очертаний, такого небесного сияния. Она почувствовала прилив радости, которую с такой же внезапностью сменила волна грусти. В последний раз она летела на Корфу, еще не зная Андроса. Она радовалась, что побудет пару недель на солнце. Теперь ее мучило чувство вины, грызло беспокойство.

Напротив Марион, набычив шею, сидел Георгиес, рядом с ним — Бреннон. Джозеф устроился возле девушки. Они находились в кабине небольшого личного самолета Георгиеса.

Цель их визита — отнять у Андроса еще одну часть его владений, нечто, что он тоже любил, а они жаждали присвоить себе, — рай для человека, ищущего уединения, как сказано в газетной рекламе.

Продавать остров, должно быть, страшно тяжело для Андроса. Ее не удивляло, что он полон ненависти к своему брату, к ее отцу. А к ней тоже? — подумала Марион и поморщилась при этой мысли.

Не нужно было прилетать сюда. Она должна была найти какой-нибудь предлог и отказаться от поездки. Она обдумывала именно эту возможность, но встретилась глазами с холодным взглядом отца, и готовые сорваться слова застряли у нее в горле.

Почему я так труслива? — терзала себя Марион. У нее болели глаза от невыплаканных слез.

Когда они начали снижаться, рассекая облака, стало видно, как туман окутал Афины. Густой, желтый, сырой, он скрывал и Парфенон, и поросшие деревьями холмы, и Агору, и старинные дома Плаки. Облака тумана спускались между башнями современных административных зданий из стекла и бетона, сокращая видимость до нескольких ярдов.

— Лондон тоже славился туманами еще несколько лет назад, — сказала Марион Джозефу. — Это продолжалось до тех пор, пока не был принят закон о чистоте воздуха, который запретил жечь в столице уголь. Теперь, к счастью, туман стал делом прошлого.

Джозеф пожал плечами.

— В современной жизни столько проблем, и Греция так быстро модернизировалась, что мы все еще не можем прийти в себя. Вот сейчас предпринимаются отчаянные попытки как-то ограничить число автомобилей, приезжающих в центр. За последние двадцать лет количество жителей выросло неимоверно, и у каждого машина! Движение транспорта в центре города нередко останавливается. Но что бы ни придумали власти, люди находят обходные пути. Они полны решимости пользоваться личным транспортом, хотя первыми жалуются на уличные пробки. Меня не удивит, если к концу столетия частным легковым машинам вообще будет запрещен въезд в центральную часть города.

Марион с серьезным видом поддакивала.

— В Лондоне тоже. Легковой автомобиль превращается в кошмар в крупных городах, верно ведь?

Уже наступил октябрь, но в Афинах стояла жара. Марион ощутила, как по спине струится пот. В Лондоне было холодно и ветрено, и внезапная смена погоды была неприятна, хотя она и ожидала, что в Греции будет теплее, и захватила легкую одежду для поездки на яхте.

Добраться до Пирея оказалось делом нелегким: мешал желтый смог. Выйдя из машины у пирса, Марион поразилась размерам яхты Георгиеса Янаки. Вспоминая яхту Андроса, она ожидала увидеть нечто гораздо меньшее. Однако гигантское белое судно, представшее перед нею, выглядело, словно крейсер. Обслуживали этого гиганта семеро матросов, включая кока и двух стюардов.