Верный был товарищ, хороший. Особенно обидно было то, что весь батальон, почти тысяча человек, преданных делу рабочего движения, погиб, даже не сумев ответить подлым захватчикам. С винтовкой против бомбардировщика мало что можно сделать. Он еще раз поднес к глазам бинокль и вдруг разглядел на борту одного из танков эмблему. Черный круг, рассеченный белым зигзагом молнии. Ковалев невесело усмехнулся: соотечественники, мать их… Ну что ж, придется и соотечественникам преподать урок марксизма…
— Товарищ командир! Товарищ командир! Воздух! Воздух!
Алексей глянул в небо. Точно. На западе появились маленькие черные черточки. Они медленно, уверенно росли, и вот уже стало понятно, что самолеты идут широким строем. Прямо на них.
— Всем в укрытия, живо! — приказал Ковалев, и, неизвестно зачем застегнувшись на все пуговицы, вышел из дома, чтобы прыгнуть в отрытую щель бомбоубежища.
Затем разверзся ад. Самолеты с воем заходили в пике, и, казалось, готовы были обрушиться прямо на головы сжавшихся, открывших в немом крике рты людей. Грохот разрывов был похож на рев водопада. А в головах у всех билась одна общая мысль: «Там, наверху! Если ты есть, то пронеси, обойди меня и не дай мне этой слепой смерти!» Это продолжалось долго, бесконечно долго, а потом внезапно наступила тишина, словно выключили радиоприемник, передававший чудовищную музыку сумасшедшего композитора. Лишь через несколько минут, показавшихся часами, слух начал воспринимать удаляющийся рокот моторов, крики раненых и другие звуки окружающей действительности. Алексей поднял голову и огляделся. Над городком стояло еще не осевшее густое облако пыли, в нескольких местах разорванное пламенем пожаров. Рядом с ним лежал какой-то темный предмет, и Ковалев нагнулся, но, разглядев, невольно отшатнулся. Перед ним лежала голова, вернее половина головы. У нее не было затылка, а на лице, молодом и безусом, застыло безмятежное выражение удивительного покоя. Это была голова штабного связиста. Алексей оглянулся, что бы отыскать тело несчастного, но не увидел его. Зато он увидел новый строй самолетов, идущих к ним…
Капитан Всеволод Соколов. Испания. 1937 год
Сидя на холмике я смотрю на то, что творится на другом берегу. Там собирают свою жатву «черные птицы войны». Наши СБЮ чередуются с немецкими «Штуками» и все это приправлено соусом из итальянских Фиатов-32, которые уже давно, более полугода используют в качестве штурмовиков. Карусель смерти вертится в воздухе уже добрых полчаса. И это уже третий заход. Действительно: в этот раз командование решило всех поразить своей честностью и разумностью. Бывает…
Ого, опять французы в небе. Вот уж воистину: битому неймется! Ведь только час тому назад турнули их наши «ишачки», вогнав в землю с десяток «Девуатинов». Нет, снова лезут. Ну, как говорится: вольному воля. Нравится по шее получать — да жалко, что ли?
— Господин капитан, Медведь на связи!
«Медведь» — это сегодняшний позывной Армана. Сейчас узнаем, что еще соратнику понадобилось.
— Медведь, здесь Бык. Слушаю Вас.
Сквозь помехи пробивается далекий голос:
— Бык, Бык, я — Медведь! Как слышите?
— Хорошо, господин подполковник.
— Сейчас «воздушники» кончают работу. Дальше — твое дело! Карандаши уже выдвигаются на исходную. Вперед! Как понял?
— Понял Вас, Медведь, понял. Вперед.
— Отбой.
Я вылезаю на башню.
— Взводные, ко мне.
Поставить задачу — дело одной минуты. «Карандаши» (на немудреном армейском арго так именуют пехоту) из 70-й пехотной действительно уже подобрались к самому берегу. Пора и нам браться за работу. |