«Альбатрос» вышел из пикирования и стал уходить вверх, но его место заняли три других самолёта. Вниз летели гранаты, грохотали пулемёты, кося поляков, словно спелые колосья. Лошади, впервые услышавшие взрывы и рёв авиационных моторов, не слушали всадников и становясь на дыбы сбрасывали их прямо под копыта. Дикий визг и ржание неслись из свалки, всё заволокло пыльным облаком, из которого время от времени вырывались одиночные кони и неслись, куда глаза глядят. Вот один из улан пытается сорвать с плеча карабин, но лошадь скидывает его с себя и он падает прямо под копыта несущегося позади жеребца со сбившимся на брюхо окровавленным седлом. Это ерунда, что лошадь никогда не наступит на лежащего человека! Обезумевший конь со всего размаха ломает упавшему на живот позвоночник. Короткий хруст, не слышимый во всеобщем грохоте выстрелов и взрывов, в рёве моторов. Ещё один улан пытается подняться с земли и попадает под страшный удар задних ног непрерывно лягающейся лошади, по всей видимости, раненой в круп. Железные подковы вминают лицо внутрь черепа, брызгает кровь в разные стороны. Пуля авиационного пулемёта попадает одному из беглецов в грудь, и пика, которую тот сжал в смертной судороге, входит в спину блестящему офицеру, пытающемуся запрыгнуть на случайную лошадь. Ещё один улан поднимается с земли, сброшенный обезумевшим конём, и в этот миг возле него взрывается сброшенная с «Альбатроса» граната… Это, конечно, не бомба, но несчастный хватается за распоротый живот, пытаясь удержать выскальзывающие зелёные внутренности. И в этот миг чей-то конь перебивает толстую кишку с желтоватыми прожилками, лежащую на земле прямо на глазах раненого. Из неё выливается съеденное накануне, растекаясь грязной коричневатой лужицей…

Лотар завалил машине крен, всматриваясь в огромное пыльное облако, накрывшее всё вокруг. Давно он не получал такого наслаждения от полёта! Как раз на кучу обезумевших поляков, в которую превратился эскадрон, пикировал Герман. Вот на кончиках его пулемётов затрепетало неяркое пламя, а по земле побежала цепочка фонтанчиков пыли, прерывающаяся, когда пули попадали в людей или животных. При желании можно было рассмотреть, как свинец вырывал клочья мундиров, как брызгала кровь, как летели на землю мёртвые и раненые. Что это? Геринг выставил из кабины тупой ствол своего оружия и вёл непрерывный огонь, добавляя к пулёметам ещё и «МП-18». Наконец, пилот увёл машину вверх, и вниз скользнул крутившийся напротив Удет, продолжая штурмовку. Германские лётчики заходили крест накрест, сбивая поляков в кучу и не давая им разбежаться. Большинство всадников уже лежало на земле либо убитыми, либо сброшенными своими конями, которые сбились в табун потерявших от страха всякий рассудок животных. Поэтому германские пилоты старались ещё и гонять этих животных так, чтобы они каждый раз прорывались сквозь своих бывших наездников, внося свою лепту убийств и увечий. И это немцам вполне удавалось…

Удет взглянул на контрольный пузырёк топлива — пора возвращаться… Завалив машину в иммельман он помахал остальным рукой и повёл крохотную эскадрилью назад. Едва пропеллер перестал вращаться, как он лихо спрыгнул на землю и показал стоявшим в отдалении офицерам, с нетерпением ждущим его доклада, большой палец. Те сразу расслабились, что было видно по немного обмякшим фигурам.

— Господа, всё в порядке. Там сейчас КАША…

Стоны и вопли неслись из Варшавы. Как обычно, ясновельможные паны привыкли попадать мордой в грязь. Это всегда было закономерным результатом их самостоятельной политики. И так же привычно винить во всех своих неудачах шпионов, москалей, германцев. Мгновенно вспыхнули стихийные погромы русских, малороссов, немцев. Но так же быстро и прекратились.