После этого я прополз еще несколько сот метров по направлению к нашим позициям, но, немного не добравшись до них, по‑видимому, потерял сознание. Во всяком случае, я так думаю, потому что больше ничего не помню.

Когда я выздоровел, меня наградили Железным крестом и послали на Палестинский фронт, в Бирсебу. Но там я пробыл недолго, так как заболел малярией и меня эвакуировали в Дамаск. В дамасском госпитале я некоторое время пролежал в беспамятстве. Мое первое отчетливое впечатление – склонившаяся надо мной светловолосая головка.

– Тебе лучше, мальчик? – спросил веселый голос.

– Да, фрейлейн.

– Не фрейлейн, – отвечал голос, – а Вера. Для немецких солдат я Вера. А теперь осторожно!

Две прохладные и сильные руки подхватили меня и приподняли.

Все происходило словно в тумане: какая‑то женщина несла меня, я слышал ее тяжелое дыхание и совсем близко перед глазами видел две крупные капли пота, стекавшие по ее шее. Потом почувствовал, как меня опустили на кровать.

– Ну вот! – прозвучал веселый голос. – Мы воспользуемся тем, что у ребенка спал жар, и вымоем его.

Я почувствовал, что меня разделают, мохнатая влажная рукавица прошлась по всему моему телу, растирая его. Я отдыхал, посвежевший, лежа с полузакрытыми глазами на подушках. Медленно, превозмогая боль в шее, я повернул голову и увидел, что нахожусь в маленькой комнате.

– Ну как, мальчик! Хорошо?

– Да, фрейлейн.

– Вера. Для немецких солдат – Вера.

Раскрасневшаяся рука приподняла меня, взбила подушки и тихонько опустила мою голову на прохладную наволочку.

– Ничего, что ты будешь лежать один в этой комнате? Знаешь, почему тебя сюда положили?

– Нет, не знаю, Вера.

– Потому что ночью в бреду ты так кричишь, что мешаешь соседям спать.

Она засмеялась и наклонилась, чтобы подоткнуть одеяло. Кожа у нее на шее была пунцовой, будто она только что из бани, светлые волосы зачесаны назад и заплетены в косы. От нее приятно пахло туалетным мылом.

– Как тебя зовут?

– Рудольф Ланг.

– Хорошо. Я буду звать тебя Рудольф. Господин драгун разрешает?

– Пожалуйста, Вера.

– Ты очень вежливый для драгуна, Рудольф! Сколько тебе лет?

– Шестнадцать с половиной.

– Боже мой! Шестнадцать лет!

– С половиной.

Она засмеялась.

– Ну как же можно забыть половину, Рудольф! Самое главное – половина!

Она смотрела на меня, улыбаясь.

– Откуда ты?

– Из Баварии.

– Из Баварии? О, у баварцев крепкие головы! А у тебя крепкая голова, Рудольф?

– Не знаю.

Она снова засмеялась и провела тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем она серьезно посмотрела на меня и со вздохом сказала:

– Шестнадцать лет, три ранения, малярия... Ты уверен, что у тебя не крепкая голова, Рудольф?

– Не знаю, Вера.

Она улыбнулась.

– Это хорошо. Это очень хорошо, что ты так отвечаешь: «Не знаю, Вера». Ты не знаешь, вот ты и говоришь: «Не знаю, Вера». Если бы ты знал, ты бы сказал: «да, Вера» или «нет, Вера». Не правда ли?

– Да, Вера.

Она расхохоталась.

– «Да, Вера»! Ладно, тебе нельзя много разговаривать. Похоже, что у тебя снова начинается жар. Ты стал весь красный, Рудольф. До вечера, мой мальчик.

Она сделала несколько шагов к двери, затем обернулась, улыбаясь.

– Скажи‑ка, Рудольф, кому это ты сломал ногу?

Я приподнялся на постели.