— Тео, перестаньте, — с тихой укоризной произнес я. — Думаю, вы помните все очень четко, даром что предались сну и я не стал вам мешать. Вы подбирались к какому-то важному месту в этой истории.

— Наверное, моя дремота послужила мне защитой.

— В любом случае вам надо рассказать мне остальное — или мы оба нынче ночью лишимся сна. Вы показали мне статью в журнале, где эта картина слишком бросалась в глаза. Я еще спросил вас, не умысел ли это самого фотографа.

— Насколько мне известно, он не обратил на нее никакого внимания, а я здесь тем более ни при чем. И все же… вот она, можно сказать, господствует и на фотографии, и в комнате. Меня это удивило, но не более. А потом, недели через две после выхода журнала, я получил письмо. Я его сохранил и отыскал сегодня утром. Оно там, на столе, возле вас.

Тео указал на плотный конверт цвета слоновой кости, адресованный ему сюда, в колледж, почтовый штамп Йоркшира был примерно тридцатилетней давности. Фиолетовые чернила, старательный старомодный почерк.

«Хоудон,

„У Эскби“,

Норт-Райдинг, Йоркшир

Уважаемый д-р Пармиттер!

Обращаюсь к вам от имени графини Хоудон, которая увидела статью о вас и вашей работе в „…джорнэл“ и выразила желание связаться с вами по поводу живописного полотна в комнате, где вы сфотографированы. Полотно — живопись маслом, изображающая сцену венецианского карнавала, — висит прямо позади вас и является предметом самой горячей заинтересованности ее сиятельства.

Леди Хоудон поручила мне пригласить вас, поскольку с этой картиной связаны вопросы, которые она полагает необходимым обсудить самым срочным образом.

Дом расположен к северу от Эскби, на железнодорожной станции по прибытии поезда вас будет в любое время ждать машина. Прошу вас связаться со мной, чтобы подтвердить свою готовность посетить ее сиятельство и сообщить удобную для вас дату. Еще раз хочу подчеркнуть, что, учитывая слабое здоровье ее сиятельства и ее сильное волнение по этому поводу, неотложный приезд оказался бы весьма кстати.

— И вы поехали? — спросил я, откладывая письмо.

— О да. Да, я поехал в Йоркшир. Сам тон письма дал мне почувствовать, что выбора у меня нет. Да и любопытство одолевало. Тогда я был моложе и не чурался приключений. Отправился с легким сердцем, как только завершился семестр, недели через две.

Тео подался вперед, налил себе еще стаканчик виски и знаком предложил мне сделать то же самое. Свет от огня позволил мне разглядеть его лицо. Речь его лилась непринужденно, зато черты хранили выражение обеспокоенное и тревожное, никак не вяжущееся с нарочитой оживленностью слов.

— Я не знал, с чем предстоит столкнуться, — сказал он, отпив виски. — Не было у меня никаких предвзятых мыслей о месте, именуемом Хоудон, или об этой графине. Если б я… Вы, Оливер, считаете мою историю странной. Только она ничто, просто прелюдия к тому, о чем поведала мне эта необыкновенная старушенция.

Рассказ шестой

В день моей поездки Йоркшир из-за сплошной облачности казался мрачным и хмурым. Пересадку с поезда на поезд я сделал вскоре после полудня, когда зарядил дождь, и хотя местность, которую мы проезжали, в ясную погоду была явно прекрасной, теперь же она едва просматривалась на сотню ярдов: никаких высоких холмов, долин и поросших вереском просторов, одни только сумрачные облака, жмущиеся к серовато-коричневой сельской земле. Стоял декабрь, и уже стемнело, когда неспешный поезд, пыхтя на подъемах, добрался до станции Эскби. Из него вышла горстка пассажиров, тут же исчезнувших во тьме станционного прохода. Воздух был сырой, в лицо дул влажный холодный ветер, пока я шел до площадки перед станцией, где стояли в ожидании два такси и — немного в стороне — большая черная машина.