– Мы поднимемся поездом до Шамони и пойдем оттуда, – объяснил Бретт, пока они стояли в очереди за билетами. – Когда мы спустимся, то можем сесть на другой поезд обратно до Сен-Жервэ.

– Добро.

– И, хм… ты не захватил какой-нибудь другой одежды?

Эл оглядел свои стандартные казенные коричневые штаны для прогулок, золотистую рубашку и легкую академическую куртку.

– Разумеется, у меня есть другая.

– Нет, я имею в виду… знаешь, не форменная?

– С чего это мне не носить форменную? Я не стыжусь Корпуса.

– Не в этом дело, – сказал Бретт. – Просто так лучше… Я имею в виду, никогда не скажешь, что сделают нормалы.

– Эй, – сказал Эл в редком порыве старой гордости. – Мы – Первое Звено. Пусть только попробуют.

Сказанное, это прозвучало неправильно, неуклюже, и он пожалел, что произнес это. Но глаза Бретта расширились, и он сказал:

– Ну, да! Верно, черт возьми! Я позабыл, с нами же лауреат премии Каргса! С тобою мы все одолеем.

– Пойдем, Эл, сядешь со мной, – сказала Джулия, когда они прошли через раздвинувшиеся двери в поезд.

Первый этап путешествия был легким, хотя Эл обнаружил, что должен сдерживать шаг, чтобы другие могли поспевать за ним. В итоге он оказывался ускакавшим вверх по склону, а потом их дожидался. Ясно, что даже физически он тренировался упорнее, чем они.

К разгару дня небольшая неловкость исчезла. В конце концов, они выросли вместе, даже если он виделся с ними мало в последнее время. Они были звеном. Они все вместе предстали Смехунам. Он к ним привык.

О других студентах академии нельзя было сказать того же. О, некоторые были из вторых и третьих звеньев, но даже они выросли в большинстве как нормалы или в Подвале. Большинство из них – почти все в его классе – были действительно поздними, не проявляли свое пси прежде двенадцати лет или старше. Он и не пытался завести дружбу с большинством из них; они считали его чудноватым, так сказать, или, может, даже побаивались его. Вероятно, оно было к лучшему – это оставляло ему больше времени на занятия, на лучшую самоподготовку к Высшей Академии.

Путешествие было приятным. Дикие цветы усыпали блестками освещенные солнцем луговины и пастбища, а лес был словно вечнозеленый храм. Эл редко бывал в лесу – несколько пикников и экскурсий на природу, когда они были детьми, ни единого со времени поступления в Начальную Академию. Это было нечто, что он подумывал предпринять, но на что вечно не хватало времени.

Они устроились отдохнуть возле старой каменной стены – тихая минута, как бы в благодарность дню – когда услыхали голоса поднимающихся вслед за ними. Эл почуял слабые, неупорядоченные сознания – нормалы, конечно. Он принялся отталкивать их, затем из любопытства перестал. У него было немного контактов с нормалами.

Те поднялись на холм довольно скоро. Пятеро молодых людей, может, несколькими годами старше него. Двое были высоки и худощавы, достаточно схожи, чтобы быть братьями. Один был не выше Эла, но куда толще, почти как бульдог, с черными сросшимися бровями. Другие двое были среднего телосложения, рыжий и блондин. Они о чем-то бодро болтали по-французски и мимоходом приветствовали телепатов почти незаметными кивками.

Все, кроме одного, Бульдога, чей взгляд, с интересом пробежавший по девушкам, вдруг задержался на Эле.

– Q'est-ce que c'est que ca? – спросил он скорее резко. Он указывал на академическую одежду Эла.

– А? – он тыкал пальцем, будто во что-то вонзал. – В чем дело, ты? Не можешь читать мои мысли по-французски?

Его друзья теперь обернулись.

– Viens, Антуан, – сказал один из худощавых.