Изменить размер шрифта - +
Сто лет назад – триста лет назад, если ехать на поезде этим путем, насколько иным он бы был?

Это заставляло его чувствовать себя меньше. Его собственная история начиналась и заканчивалась в Тэптауне. Его биологические родители погибли при теракте, и он не знал их. Самые его ранние воспоминания были о яслях. Для Эла Тэптаун был как альбом воспоминаний; куда бы он ни шел, это вызывало постоянные напоминания о детстве и полученных им уроках. Он все еще краснел от стыда, когда проходил ступени, где предал Бретта – то место преследовало его. Дорожка между старыми звеньевыми спальнями и Начальной Академией не уставала напоминать ему тот ужасный и замечательный день, когда Смехуны сбросили личины. Статуя Уильяма Каргса приобретала новое значение всякий раз, как он ее видел, как и парадная площадь, дворы. Его личная история была нитью в ткани истории Пси-Корпуса.

Но вне его он чувствовал себя выплетенной нитью, дрейфующей в океане времени. Миллион лет истории нормалов, пейзаж, который не содержал для него ясного смысла, громадная книга, написанная на чужом языке.

Он нашел, что ему не так уж не нравится это ощущение. Оно было пугающим, но это был в то же время вызов.

Он нашел Лару Бразг старомодным способом, шагая вдоль поезда, пока не увидел ее. Она сидела, прижавшись к стеклу, как рыба в аквариуме, по видимости не обращая внимания на происходящее в поезде. Эл не обманулся; даже сквозь свои блоки, насколько возможно непроницаемые и неуловимые, он чувствовал, что она очень осторожно наблюдает – глазами окружающих. Он прошел через вагон размеренным шагом, оставляя тусклое – он надеялся, "нормальское" – ощущение, что он ищет незанятый туалет.

Через два вагона он слегка расслабился. Тэпы часто чувствовали друг друга на больших расстояниях, особенно если хотели того, но вне прямой видимости настоящий обмен информацией требовал обоюдного и совместного усилия.

Ну вот, он узнал, где она, что дальше? Самым верным делом было бы позвонить в отделение Корпуса в Париже и вызвать полицейских захватить ее. Но это полностью расстроило бы замысел, с которым он преследовал ее. Он хотел сам поймать ее. Он хотел убедить Корпус, что они хорошо поработали, тренируя и растя его. Он хотел доказать Первому Звену, что выиграл, расставшись с ними – а они, таким образом, проиграли. Ему претила мысль, что Бретт и остальные чувствуют к нему жалость, что почти имело место в данный момент.

Но как сцапать ее? Пси-копы носили оружие, коего он не имел. Он смог бы попробовать одолеть ее физически, но его столкновение с Антуаном вселило в него некоторые сомнения в своих возможностях. Оставалась пси-атака, и он умел кое-что, что должно было сработать – она, в конце концов, только П5. Он мог надавить на нее или, может, отключить кору головного мозга, и пока она будет без сознания, связать ей руки за спиной ремнем от своего рюкзака…

А в это время стадо нормалов будет вопить о кровавом убийстве. Она может упасть навзничь, и они увидят, как он примется ее вязать. У него нет ни значка, ни чего-либо другого, что подтверждало бы его связь с Пси-Корпусом. Вероятно, дело кончится тем, что его самого арестует полицейское сопровождение поезда.

Может, ему просто следует сначала поговорить с охранником, объяснить, кто он, и все такое. Это выглядело неплохим компромиссом. Он останется представителем Пси-Корпуса, произведет захват, потому что полицейский в поезде, должно быть, нормал, а нормал не станет рисковать, идя против Беглеца самолично. Даже П5 может устроить нормалу взбучку.

Он пошел дальше в начало поезда. Углядеть охранника было нетрудно – человек средних лет, чья лысеющая голова почти скрывалась под фуражкой с длинным козырьком. Эл призвал всю свою самоуверенность и заговорил с ним.

– Сэр?

Водянисто-голубые глаза встретились с его взглядом.

– Да, сынок?

Эл понизил голос.

Быстрый переход