Меркл смотрит через проход на Дорфмана.

— Потому что это оскорбительно.

Дорфман насмехается.

— В футболке ВАБВ нет ничего откровенно оскорбительного.

— В белом капюшоне тоже нет ничего откровенно оскорбительного, но все равно было бы плохой идеей позволять ученикам ходить в нем, — парирует Меркл.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты бредишь?

— Засунь это себе в задницу, Джерри.

— Хватит, вы двое! — Маккарти движется по проходу между ними.— Никаких разговоров о засовывании чего бы то ни было в задницы! Не как в прошлом году.

Мисс МакКарти делает глубокий, успокаивающий вдох. И мне кажется, что она считает до десяти.

— Одежда ВАБВ не будет запрещена — это банка с червями, которую я не хочу открывать.

Меркл показывает Джерри палец за спиной Маккарти. Затем он отвечает ей тем же.

И я чувствую, что нахожусь в сумеречной зоне.

— Кстати, об одежде, — с британским акцентом обращается к нам более молодой светловолосый мужчина в сером костюме-тройке, — не мог бы кто-нибудь посоветовать этим парням подтянуть брюки? Если я мельком увижу еще одни трусы от Кельвина Кляйна, мне станет плохо.

— Питер Дювейл, претенциозный засранец. Преподает английский, — говорит Гарретт, и я чувствую его дыхание на своей шее. Восхитительное тепло разворачивается низко и глубоко в моем животе.

— Господи Иисусе, Дювейл, у меня слишком сильное похмелье, чтобы слушать сегодня твой дерьмовый британский акцент. Пожалуйста, заткнись к черту.

— Марк Адамс, — тихо шепчет Гарретт, — физрук, только что из колледжа. Только не называй его физруком— он оскорбится. Теперь они учителя физического воспитания.

Я сглатываю, мою кожу покалывает от звука голоса Гарретта так близко.

Еще один мужчина поднимает руку. Этот — средних лет, с темными, густыми волосами, торчащими вверх под всеми возможными углами.

— Кстати, о дресс-коде, мы можем убедиться, что грудь Кристины Абернати в этом году прикрыта? В прошлом году были видны соски. Не то чтобы я смотрел — я не смотрел. Но если бы я смотрел, то увидел бы ареолы.

— Эван Фишлер — учитель естественных наук, — тихо говорит мне Гарретт, и я ерзаю на своем месте, потирая бедра друг о друга, — он проводит лето в Египте, исследуя пирамиды. Считает, что в детстве его похитили инопланетяне, — улыбка просачивается в тон Гарретта.— Он будет рассказывать тебе об этом часами и часами... ...и часами.

Я поворачиваю голову, и Гарретт Дэниелс оказывается совсем близко. Так близко, что наши носы почти соприкасаются. И вот оно, знакомое, волнующее ощущение падения, жесткого и быстрого. Нет ни одной клетки в моем теле, которая бы не помнила, что чувствовала подобное, когда он был рядом.

— Спасибо.

Он смотрит на меня, его взгляд скользит от моей шеи к подбородку и останавливается на моих губах.

— Не за что, Кэлли.

И тут момент обрывается.

Потому что Меркл и Джерри снова приступают к делу.

— Грудь — это не сексуальный объект, Эван, — говорит Меркл.

Джерри фыркает.

— Тот факт, что ты в это веришь, как раз и является твоей проблемой.

— Ты такая свинья.

— Я лучше буду свиньей, чем жалким.

— Нет. Жалкими можно назвать женщин, которые имели несчастье встречаться с тобой.

— Не суди, пока не попробуешь, — подмигнул Джерри.

Дин застонал.

— Господи, может, вы двое избавите нас от страданий и просто трахнетесь уже?! Я слышал, что в кладовке уборщика очень мило — там, наверное, еще осталась смазка с прошлогодней вечеринки старшеклассников.