Кто-то упорно продирался на свет с дороги, ответвившейся от шоссе в сотне метров ближе к Волхову. Судя по звукам, этот кто-то был один. Вовчик спустил предохранитель. Он им всю ночь щелкал: чуть где хрустнет — опустит, потом опять поставит, чтобы, задремав, ненароком ногу себе не отстрелить.
— Здравствуй, мил человек, — сказал незнакомец, раздвигая последний слой кустов.
Вовчик прикрыл пистолет углом плаща, на котором сидел. Незачем зря человека пугать — немощного такого, вон, плешь аж светится, ни шерстинки на башке, коростой по уши зарос. Небось, и белокровие в полный рост, и некроз где-нибудь пониже колен, эк его шатает.
— Привет. Присаживайся, человече, гостем будешь.
— Спасибо, — тот горестно вздохнул и сложил свои мослы на нагретый недалеким огнем плоский булыжник. — э-э… Пожрать бог не послал случайно?
Вовчик кинул ему ломоть хлеба. Болезный с достоинством сжевал его, рыгнул и утер рот, как будто полпорося умял.
— э-э… благодарствуйте. Как звать-то, кормилец?
Лиза высунулась из плаща, в который завернулась с головой:
— Эт' ещё что за козел?
— Вовой можно, — по инерции сказал Вовчик. — Меня. А её — Лизой.
— Ну, а я, значится… Александр Петрович… буду.
— Четвёртый? — спросил Вовчик.
Просто невозможно было не спросить.
— Да нет, почему же? Первый и, мнэ-э… единственный. Вы, небось, в город, того… пехаете?
— В смысле? — не понял Вовчик. Повидав множество городов, он не мог понять местных, для которых их собственный город был настолько пупом земли, что даже не нуждался в поименовании. — В какой город?
— э-э… в Питер, естественно.
— А-а. Не-е, чего там делать, на развалинах-то? К границе мы пробираемся. Говорят, земельный налог там ниже…
Болезный тип с каждой репликой выглядел все подозрительнее. Самым правильным было бы закатать ему маслину между глаз, но Вовчика смущала перспектива отмывать одежду от чужих мозгов. К тому же врожденный гуманизм, на беду прочитанные тома классиков…
— Сам-то камо грядеши, Петрович?
— Домой, мнэ… чапаю, в город… Думал, подвезете, раз такая, э-э… оказия, ну да ладно, так дойду… вот посижу тут с вами и пойду…
Простой такой, как три копейки.
— Ну, сиди, — сказал Вовчик. — Жалко, что ли.
— А-а, ну спасибо…
— Закуришь?
— э-э… не употребляю.
И вот уже нахальный несимпатичный тип, только что едва передвигавший конечности, чавкает их вяленым мясом, хлебает их пиво и при этом так же похож на жертву лучевки, как Лиза — на Монсеррат Кабалье, несмотря на все свои язвы, плеши, лишаи и прочие вторичные признаки: что же, язвы и от сифилиса бывают, а то и вовсе — проказа какая-нибудь. Это ведь только раньше прокаженные с колокольчиками ходили да в масках: не те времена, кому какое дело до подобных вещей? В глубинке (а люди там обитают простые) что сейчас, что сто лет назад: если забредет какой-нибудь такой вот, в струпьях и без носа (хотя этот-то как раз был с носом), скорее всего и просто побьют камнями. Так что Александр-Петрович-первый-и-единственный рисковал здорово нарваться, какой-нибудь жлоб мог и не поскупиться на «бумс», хотя бы и по пятерке за штуку.
Вовчик пустую флягу в руки брать не стал, отфутболил в кусты.
— э-э. брезгуешь? — спросил тип.
— Очень, — ответила за Вовчика Лиза. — Закусил? Ну и хиляй отседова.
— Да-а… А могли бы и, мнэ-э… шлёпнуть. |