|
Я отвернулась от гоблинки и подождала, пока мозг освоится с тем, что увидели глаза. На первый взгляд она казалась огромным, мохнатым черным пауком. Пауком размером с крупную немецкую овчарку. Но голова у нее сидела на шее, а не на брюхе, и рот тоже был похож на человеческий: у него имелись губы. Клыки тоже имелись, правда. Длиннющие черные ноги по бокам пузыревидного тела были совершенно паучьими, зато пара торчавших спереди рук – не были. Глаза, казалось, размещались везде, где можно и где нельзя, и все были трехцветными, три кольца разных оттенков синего. Тварь приподнялась, будто устраиваясь в кресле поудобнее, и сквозь шерсть проглянули бледные груди. Самка. Я не могла заставить себя назвать это женщиной. Даже не думала, что когда-нибудь увижу такого фейри, кто действительно покажется мне ожившим кошмаром. Я дитя Неблагого Двора, мы и есть собрание кошмаров. Но Сиун оказалась кошмаром из кошмаров. Будь в ней чуть больше от человека или, наоборот, чуть больше от паука – и она была бы не так ужасна. Но она была чем-то средним, и впечатление создавалось просто жуткое. Из странной формы рта, затерявшегося в черной шерсти между россыпями глаз, донеслись звуки: – Риссс, как ссславно, очень ссславно тебя видеть! Я еще храню у сссебя на полке твой глазсс, в ссстеклянной банке. Навесссти нассс опять. Мне пригодилссся бы второй. Я почувствовала дрожь Риса – он дрожал всем телом, как на невидимом ветру. Его голос был начисто лишен эмоций, просто опустошен – и звенел от этой пустоты, точно ракушка, выброшенная на берег. – Если ты не хотел заключить договор с нами, Кураг, тебе следовало просто сказать об этом и не тратить ни свои, ни наши время и силы. Я погладила руку Риса, все еще сжимавшую мое плечо, но не думаю, что он почувствовал хоть что-то. – Холод! – позвал Дойл. – Займись Китто. Холод убрал меч в ножны, пистолет – в кобуру и пошел к Китто. В повседневных мелочах Холод мог и поспорить с Дойлом, но в чрезвычайных ситуациях все стражи повиновались ему беспрекословно. Вековые привычки забываются с трудом. Шагнув к нам с Рисом, Дойл спросил: – Чего ты добиваешься, Кураг? – Я хочу сссмотреть на красссавчика сссидхе! – запротестовала Сиун. – Заткнись, Сиун! – бросил Кураг через плечо, словно отмахнулся от зануды. К моему удивлению, она и правда заткнулась. – Я считал, Мерри нужно знать, на что вы ее толкаете. – По его лицу пробежало что-то вроде обычной его ухмылки. – Впрочем, Мрак, в постель с Сиун ляжет не она. – С ней никто не ляжет, – заявил Рис. Дойл положил руку ему на плечо. – Не рассчитывайте, что ей снова достанутся Рис или Китто. – Сам с ней переспишь? – поинтересовался Кураг. Дойл ответил ему непроницаемым взглядом: – Твое предложение, Кураг? – Я соглашаюсь на месяц союза за каждого гоблина, которого вы сделаете сидхе, а вы беретесь удовлетворить каждого гоблина с примесью крови сидхе, который на это решится. Черные глаза Дойла метнулись к Сиун и снова вернулись к Курагу. – Почему ты так сопротивляешься, Кураг? Почему ты не хочешь вернуть гоблинами магию? – Я не сопротивляюсь, напротив – я соглашаюсь! Но на определенных условиях. Я даже дам Мерри ее месяц за каждого гоблина, с кем вы переспите. Дойл кивнул в сторону Сиун: – Требовать, чтобы мы спали со всеми, кому заблагорассудится, – это оскорбление. – Разве она была бы такой, если бы кто-то из вашего народа не изнасиловал ее мать? – Ее мать не насиловали, – проронил Рис все тем же жутким бесстрастным голосом. |
