|
Они обвинили Совет Международного Товарищества в том, что он якобы подхватил бонапартистский принцип национальностей и объявил великодушный русский народ вне пределов цивилизованной Европы, а это — тяжкий грех против принципов всемирной демократии и братства всех народов. Таковы их обвинения. Отбросив в сторону их демократическую фразеологию, сразу можно увидеть, как они дословно и буквально повторяют то, что говорят о Польше и России крайние тори всех стран. Подобные обвинения не заслуживали бы опровержения; но поскольку они исходят от части рабочего класса, пусть даже самой немногочисленной, следует еще раз рассмотреть русско-польский вопрос и обосновать то, что отныне позволительно называть внешней политикой объединенных рабочих Европы.
Но почему же в связи с Польшей мы все время говорим только о России? Разве две немецкие державы, Австрия и Пруссия, не принимали участия в ее ограблении? Разве они тоже не удерживают в порабощении часть Польши и не участвуют вместо с Россией в подавлении всякого польского национального движения? Хорошо известно, как упорно Австрия добивалась того, чтобы остаться в стороне от польских дел, как долго она сопротивлялась планам раздела, исходившим от России и Пруссии. Польша была естественным союзником Австрии против России. С того момента, как Россия стала грозной силой, интересам Австрии как нельзя более отвечало сохранение Польши в неприкосновенности между нею и новой крепнущей империей. И лишь тогда, когда Австрия увидела, что судьба Польши решена, что с ее участием или без него две другие державы решили уничтожить Польшу, только тогда она из чувства самозащиты присоединилась к ним, чтобы взять свою долю территории. Но уже в 1815 г. она стояла за восстановление независимой Польши; в 1831 и в 1863 гг. она была готова воевать ради этого и отказаться от своей части Польши при условии, что Англия и Франция согласятся поддержать ее. То же было и во время Крымской войны. Все это говорится не в оправдание общей политики австрийского правительства. Австрия достаточно часто доказывала, что угнетение более слабых наций — дело привычное для ее правителей. Но в вопросе о Польше инстинкт самосохранения оказался сильнее жажды новых территорий или привычки правителей. Вот почему в настоящее время не об Австрии должна идти речь. Что касается Пруссии, то принадлежащая ей часть Польши слишком невелика, чтобы это могло иметь большое значение. Ее друг и союзник Россия умудрилась избавить ее от девяти десятых того, что она получила при трех разделах. Но и то немногое, что осталось у нее, душит ее, как кошмар. Это приковало ее к триумфальной колеснице России; из-за этого ее правительство смогло даже в 1863 и в 1864 гг. позволить себе беспрепятственно нарушать законы, посягать на свободу личности, на право собраний, на свободу печати в прусской Польше, а затем уже и по всей остальной территории страны; это совершенно извратило либеральное движение буржуазии, которая, боясь потерять территорию в несколько квадратных миль на восточной границе, позволила правительству поставить поляков вне закона. Рабочие не одной только Пруссии, но и всей Германии, больше, чем рабочие какой-либо другой страны, заинтересованы в восстановлении Польши, и во всех революционных движениях они показали, что сознают это. Восстановление Польши означает для них освобождение их собственной страны от вассального подчинения России. В силу этого, как нам кажется, и Пруссия не является главным обвиняемым. Когда рабочий класс России (если в этой стране есть таковой в том смысле, как это понимают в Западной Европе) создаст политическую программу, и в эту программу войдет требование освобождения Польши, — тогда, и лишь тогда, речь пойдет уже не о России как нации, и обвиняемым останется только царское правительство.
II РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «COMMONWEALTH»
Говорят, что требовать независимости Польши якобы значит признавать «принцип национальностей» и что принцип национальностей — бонапартистское изобретение, состряпанное для поддержки наполеоновского деспотизма во Франции. |
