Этот Толстой и есть не кто иной, как наш благородный Толстой, навравший нам, будто он хочет продать в России свои имения. Кроме квартиры, где мы у него бывали, он имел еще роскошный дом на улице Матюрен, где он принимал дипломатов. Поляки и многие французы давно уже знали это, только немецким радикалам, среди которых он считал более удобным играть роль радикала, ничего не было известно. Цитируемая мною статья написана одним поляком, которого знает Бернайс, и тотчас же была перепечатана в «Corsaire-Satan» и «National». Когда Толстой прочитал статью, он только громко рассмеялся и пошутил над тем, что его наконец раскрыли. Он теперь в Лондоне и, так как роль его тут сыграна, попытает свое счастье там. Жаль, что он не вернется, иначе я попробовал бы сыграть с ним несколько злых шуток, а в конце концов оставил бы свою визитную карточку на улице Матюрен. После всего этого ясно, что рекомендованный им Анненков — тоже русский шпион. Даже Бакунин, который должен был знать всю эту историю, так как другие русские знали ее, тоже очень подозрителен. Я, конечно, не дам ему этого заметить, но постараюсь отплатить русским. Как ни мало опасны для нас эти шпионы, им, однако, не следует ничего спускать. Они являются удобными объектами для того, чтобы производить над ними эксперименты in corpore vili по части интриги. На это они, пожалуй, годятся.

4) Папаша Гесс. После того как я здесь благополучно предал забвению его супругу, непрестанно его поносящую, то есть сплавил ее на далекую окраину Сент-Антуанского предместья, где не прекращается стон и скрежет зубовный (Грюн и Гзель), я недавно получил от коммунистического папаши, через некоего Рейнхардта, письмо, написанное с целью заново наладить отношения. Читая это письмо, можно умереть со смеху. Конечно, как будто ничего не произошло, совершенно in dulci jubilo, и притом все тот же старый Гесс. Констатировав, что он опять до некоторой степени примирился с «партией» (еврейская компания, очевидно, обанкротилась) и что у него «опять появилось желание работать» (о каковом событии должно быть возвещено колокольным звоном), он приводит следующую историческую справку (датированную 19 августа):

«Здесь, в Кёльне несколько недель тому назад чуть не дошло до кровавого бунта, очень многие были уже вооружены» (Мозес, наверное, не был в их числе). «Столкновения не произошло потому, что солдаты не появились» (огромное торжество кёльнского трактирного филистера) и т. д. и т. д…

Затем о собраниях граждан, на которых «мы», то есть «партия» и г-н Мозес, сиречь коммунисты, «одержали такую полную победу, что мы» и т. д.

«Мы сперва наголову разбили денежных аристократов… а затем мелких бурята» (так как среди них нет талантов). «В конце концов мы могла бы (!) на собраниях все провести» (например, сделать Мозеса обер-бургомистром); «прошла программа, отстаивать которую собрание обязало своих кандидатов и которая» (слушайте, слушайте!) «не могла бы быть составлена более радикально английскими и французскими коммунистами» (!!!) (и никем не могла бы быть понята более бессмысленно, чем Мозесом).. . «Справляйся» (sic!) «иногда о моей [жене]» (обе стороны желают, чтобы я принял на свой страх и риск попечение о женской половине, у меня есть доказательства этого)… «и ознакомь с этим письмом Эв[ербе]ка, чтобы ободрить его».