Наконец-то исполнилась старинная мечта России. Варвар с берегов хладной Невы держал в своих цепких объятиях пышную Византию и залитые солнцем берега Босфора. Самозванный наследник греческих императоров владел теперь — хотя и временно — восточным Римом.

«Оккупация Константинополя русскими войсками решила судьбу Турции как независимого государства. Самый факт оккупации Россией Константинополя, хотя бы с целью его защиты (?), явился таким же решающим ударом для турецкой независимости, как если бы русский флаг уже развевался над Сералем». (Речь сэра Роберта Пиля в палате общин 17 марта 1834 года.)

В результате неудачной войны 1828–1829 гг. Порта потеряла свой престиж в глазах своих собственных подданных. И тогда, — как это обычно бывает в восточных империях, когда верховная власть ослабевает, — вспыхнули успешные восстания пашей. Уже в октябре 1831 г. начался конфликт между султаном {Махмудом II. Ред.} и Мухаммедом-Али, египетским пашой, который поддерживал Порту во время греческого восстания. Весной 1832 г. его сын Ибрагим-паша вступил с своей армией в Сирию, завоевал эту провинцию после сражения под Хомсом, переправился через Тавр, уничтожил в сражении при Конье последнюю турецкую армию и двинулся прямо на Стамбул. 2 февраля 1833 г. султан вынужден был обратиться за помощью в С.-Петербург. 17 февраля в Константинополь прибыл французский адмирал Руссен, через два дня он сделал Порте представление и обязался на определенных условиях, в том числе на условии отказа Порты от помощи России, принять меры к тому, чтобы паша отступил. Но так как Руссена никто не поддержал, он, конечно, не был в состоянии справиться с Россией.

«Звал меня ты, и я явился». 20 февраля русская эскадра отплыла из Севастополя, высадила на берегу Босфора большой отряд русских войск и осадила столицу. Россия так жаждала защитить Турцию, что одновременно к трапезундскому и эрзерумскому пашам был послан русский офицер, чтобы сообщить им, что эти обе местности немедленно будут взяты под защиту русской армией в случае, если войска Ибрагима продвинутся к Эрзеруму. В конце мая 1833 г. из С.-Петербурга прибыл граф Орлов и объявил султану, что он привез с собой маленький листок бумаги, который тот должен подписать, не посоветовавшись со своими министрами и без ведома кого-либо из дипломатических представителей, аккредитованных при Порте. Так возник знаменитый Ункяр-Искелесийский договор, заключенный на восемь лет. Согласно его условиям, Порта вступила в оборонительный и наступательный союз с Россией, отказалась от права заключать какие-либо новые договоры с другими державами без согласия России и подтвердила прежние русско-турецкие договоры, в особенности Адрианопольский. В секретной статье, приложенной к договору, Порта обязалась

«в пользу императорского российского двора закрыть Дарданельский пролив, то есть не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом».

Кому же царь был обязан тем, что он смог занять своими войсками Константинополь и перенести в силу Ункяр-Искелесийского договора престол Оттоманской империи из Константинополя в С.-Петербург? Не кому иному, как достопочтенному виконту Генри Джону Пальмерстону, барону Темпл, пэру Ирландии, члену высокочтимого Тайного совета его величества, кавалеру Большого креста высокочтимого ордена Бани, члену парламента и первому государственному секретарю его величества по иностранным делам.

Ункяр-Искелесийский договор был заключен 8 июля 1833 года. 11 июля 1833 г. г-н Г. Л. Булвер внес предложение о представлении палате документов, касающихся турецко-сирийских дел. Благородный лорд возражал против этого предложения,

«ибо дело, к которому относятся требуемые документы, еще не завершено, а характер всего этого дела в целом будет зависеть именно от того, как оно будет завершено. Так как результаты еще не известны, то предложение является преждевременным».