Но имеется еще более надежный авторитет. Это — сам благородный лорд. Он утверждал:

«Хотя правительство его величества и не удовлетворило просьбу султана об оказании помощи военно-морскими силами, однако Англия оказала ему моральную поддержку. Те заявления, которые британское правительство сделало египетскому паше и Ибрагим-паше, командующему его войсками в Малой Азии, существенно содействовали достижению соглашения» (в Кютахье) «между султаном и пашой, что привело к окончанию войны». (Палата общин, 17 марта 1834 года.)

Наконец, лорд Дерби, в то время еще лорд Стэнли и коллега Пальмерстона по кабинету, заявил, что он может

«смело утверждать, что дальнейшее продвижение Мухаммеда-Али было остановлено только благодаря недвусмысленному заявлению Англии и Франции, что они не допустят оккупации Константинополя его войсками». (Палата общин, 17 марта 1834 года.)

Итак, по словам лорда Дерби и самого лорда Пальмерстона, не русская эскадра и не русские войска в Константинополе, а недвусмысленное заявление британского консула в Александрии заставило Ибрагима приостановить свое победоносное продвижение к Константинополю и привело к заключению соглашения в Кютахье, по которому Мухаммед-Али получил в придачу к Египту еще и сирийский пашалык, Адану и другие территории. Но благородный лорд счел возможным разрешить своему консулу в Александрии сделать это недвусмысленное заявление лишь после того, как турецкая армия была уничтожена, Константинополь наводнен казаками, а Ункяр-Искелесийский договор подписан султаном и положен царем в карман.

Если недостаток времени и военных кораблей не позволил благородному лорду оказать султану помощь, а чрезмерная приверженность к этикету помешала ему остановить пашу, то предписал ли он, по крайней мере, своему послу в Константинополе противодействовать чрезмерному усилению влияния России и стремиться ограничить это влияние более узкими рамками? О нет, наоборот. Чтобы не помешать свободе действий России, благородный лорд позаботился о том, чтобы вообще не иметь в Константинополе посла в наиболее острый период кризиса.

«Ни в одной стране положение и авторитет посла не могли принести такую пользу и ни в один период это положение и этот авторитет не могли быть использованы с таким успехом, как в Турции в продолжение шести месяцев, кончая 8 июля». (Речь лорда Махона в палате общин 20 апреля 1836 года.)

Лорд Пальмерстон сообщает нам, что британский посол сэр Стратфорд Каннинг покинул Константинополь в сентябре 1832 г., что лорд Понсонби, бывший тогда посланником в Неаполе, был назначен на его место в ноябре, что «во время необходимых для переезда приготовлений возникли трудности», хотя военный корабль и ожидал его, что «неблагоприятная погода помешала ему прибыть в Константинополь раньше конца мая 1833 года». (Палата общин, 17 марта 1834 года.)

Поскольку русские еще не прибыли, лорду Понсонби было приказано употребить на переезд из Неаполя в Константинополь семь месяцев.

Да и зачем было благородному лорду препятствовать русским оккупировать Константинополь?

«У меня, со своей стороны, было сильное сомнение в том, входило ли вообще в политику русского правительства какое-либо намерение осуществить раздел Оттоманской империи». (Палата общин, 11 июля 1833 года.)

О, конечно, нет! Россия не хотела раздела империи, она предпочитала удержать ее за собой целиком. Кроме уверенности, которую лорд Пальмерстон черпал в этом сомнении, другую уверенность давало ему «сомнение в том, направлена ли политика России уже в данный момент к немедленному достижению этой цели», а третью «уверенность» он находил в третьем «сомнении», а именно:

«Сомнительно, подготовлена ли русская нация» (подумать только — русская нация!) «к такому перемещению своих сил, центров и правительственной власти в южные провинции, которое было бы необходимым последствием завоевания Константинополя Россией».