(Палата общин, 1 марта 1848 года.)
В продолжение всего хода дебатов об Ункяр-Искелесийском договоре благородный лорд, как шут в комедии, имел наготове всеобъемлющий ответ, который мог удовлетворить любое требование и сойти за ответ на любой вопрос. Этим ответом служили слова: англофранцузский союз. Когда его осыпали насмешками по поводу его потворства России, он отвечал совершенно серьезно:
«Если эти насмешки направлены против установившихся ныне отношений между Англией и Францией, то я должен только сказать, что мое участие в достижении этого доброго согласия наполняет меня чувством гордости и удовлетворения». (Палата общин, 11 июля 1833 года.)
Когда от него потребовали представления документов, относящихся к Ункяр-Искелесийскому договору, он ответил:
«Англия и Франция ныне скрепили между собой дружбу, которая стала еще теснее». (Палата общин, 17 марта 1834 года.)
Сэр Роберт Пиль, выступая, воскликнул:
«Я хочу лишь заметить, что как только благородный лорд попадает в затруднительное положение из-за какого-либо вопроса нашей европейской политики, он тотчас же находит готовое средство выпутаться из него, а именно он поздравляет палату с тесным союзом между Англией и Францией».
Но в то же время благородный лорд давал своим противникам — тори все больший повод подозревать, что «Англия была вынуждена потворствовать нападению на Турцию, которое прямо поощрялось Францией».
Выставляемый в тот период напоказ союз с Францией должен был, таким образом, прикрыть тайную зависимость от России, подобно тому как сопровождавшийся таким шумом разрыв с Францией в 1840 г. должен был прикрыть официальный союз с Россией.
В то время как благородный лорд утомлял мир объемистыми фолиантами публикуемых документов о переговорах по поводу дел конституционного королевства Бельгии и многочисленными разъяснениями, устными и документальными, по поводу «самостоятельной державы» Португалии, от него до настоящего времени нельзя было вырвать какой-либо документ, относящийся к первой сирийско-турецкой войне и к Ункяр-Искелесийскому договору. Когда 11 июля 1833 г. от него в первый раз потребовали представления документов по этому вопросу, то выяснилось, что «предложение внесено преждевременно, дело еще не завершено и результаты еще неизвестны». 24 августа 1833 г. он заявил, что «договор еще официально не подписан и он еще не имеет его текста в своем распоряжении». 17 марта 1834 г. он утверждал, что «переговоры все еще ведутся… дискуссии, если можно так выразиться, еще не закончены». Даже в 1848 г., когда г-н Ансти заявил ему, что, требуя документов, он уверен, что в них есть доказательство существования тайного сговора между благородным лордом и царем, рыцарственный министр предпочел убить время пятичасовой речью, нежели убить подозрение документами, которые говорили бы сами за себя. И, несмотря на все это, он еще с циничной наглостью уверял г-на Т. Атвуда 14 декабря 1837 г., что «документы, связанные с Ункяр-Искелесийским договором, были предоставлены палате еще три года тому назад», то есть в 1834 г., в то самое время, когда он заявлял, что «мир может быть обеспечен только в том случае», если документы не будут переданы палате. В тот же день он заявил гну Атвуду, что
«этот договор в настоящий момент — дело прошлого; он был заключен только на ограниченный срок, и этот срок уже истек. Достопочтенный член парламента поднял о нем вопрос без всякой на то надобности и совершенно неуместно».
Согласно первоначальному условию, срок действия Ункяр-Искелесийского договора должен был истечь 8 июля 1841 года. 14 декабря 1837 г. лорд Пальмерстон заявил г-ну Атвуду, что этот срок уже истек.
«Какую же хитрость, какую уловку или лазейку придумаешь ты теперь, чтобы прикрыть свой очевидный и явный позор? Ну, Джек, какую же хитрость ты придумаешь?»
СТАТЬЯ ШЕСТАЯ
В русском лексиконе отсутствует слово «честь». |