Чтобы смягчить немного печальное впечатление, которое, я думаю, причинил вам, я скажу вам, милостивый государь, что относительно обязательств, заключенных с перебежчиками, ваша манера действовать была всеми очень одобрена, и так как тут прекрасно осведомлены насчет персидских козней против вас, то вас хвалят, но вам не завидуют. Что касается персов, то Серхенг-Мехмет-Кули находится здесь со всей свитой; он прикинулся бодрым, несчастным, и вот вопрос о пенсии на очереди.

Четыреста семей, которые последовали за ним, будут размещены в окрестностях Елизаветполя… Не напишете ли вы мне два слова по поводу его жены?

Повсюду, где я проезжал, я уведомлял местные власти, что каждый человек, будь то сам шах, если он переезжает нашу границу без подписанного вами паспорта, должен будет подвергнуться суровому допросу на месте и быть задержан до окончательного решения, о котором вам будет сделан запрос. Так именно всегда смотрел на дело Елизаветпольский комендант, человек очень разумный, но у него нет на этот счет никакой положительной инструкции; он мне сказывал, что отныне он иначе и не будет действовать. Между тем был схвачен человек с письмами от Селим-хана к Могилевскому; мне казалось, что дело должно было бы быть выяснено перед моим приездом сюда, потому что я задержался на 7 суток в Гандже; я говорил об этом генералу В., и верите ли вы, что он ничего об этом не знает? Однако я не знаю, как мне истолковать этот случай.

Ходжа-бек, землевладелец (если таковые есть в Персии) между Казанче и нашей границей, при моем проезде по Алиндже, послал своего сына приветствовать меня. Мы говорили по-персидски; он жаловался на свое положение и выразил желание перейти в русское подданство. Но жалуются в Карабаге, а в Шемшедиле мечтают о покровительстве Ирана. И с нашей, и с их стороны только и слышны жалобы. Но на границе какое обоюдное шпионство и дезертирство! Оттуда бегут! Бегут и от нас, и, по-моему, это Харибда и Сцилла. Там и здесь чиновники отвратительны, насколько я мог наблюдать. Я буду иметь честь беседовать с вами об этом в более удобное время.

Мною получены 3 небольших бумаги из тех, что вы направили ко мне. Ларин пришел ко мне в Шушу. Он шел 4 дня без еды, не видя живой души, стараясь найти мои следы через леса и неприступные горы; наконец на него напали, но, молодой и сильный, он отбился от трех негодяев, которые хотели его связать. Таким образом после всех бедствий он присоединился ко мне. Удивительная воля и решимость. Благодарю вас за то, что вы были так внимательны к моей просьбе за двух единственных персов, которые не поступили со мной плохо. Терпение, скажете вы; да сохранит вам его господь, милостивый государь, без него нет спасения в Табризе. Генерал В. рассказал мне вкратце содержание ваших бумаг; кажется, что толпа бородачей еще волнуется и так же глупа, как и в те времена, когда я с ней расстался. Продолжайте ласкать их и кормить пощечинами, смотря по требованию момента. Впрочем, простите мне мою рапсодию; в будущем буду готовить вам доклады заблаговременно, потому что я вижу, что нельзя нигде располагать своим временем по желанию.

С чувством совершеннейшего уважения имею честь быть вашим покорным слугой.

Александр Грибоедов.

№ 15

Тифлис, 6 октября 1819.

Завтра я отправляюсь дальше. Амбургер свидетельствует вам свое почтение; он бы очень желал вернуться к вам возможно скорей, но силы этому препятствуют.