Тем временем Дорогочу опять посадили на коня. Карислава взяла узду, готовясь его вести. Народ потянулся с площадки святилища. Первыми пошли те, кто стоял ближе к воротам вала; вот двинулись отроки-женихи. Вместе с другими девами Яра побрела в толпе за белым конем.

Впереди еще весь день и вся ночь, утешала она себя, глядя, сколько позволяли чужие головы и плечи, на спины и затылки отроков. Если боги захотят, то к утру она уже будет знать, кто из этих отроков – ее судьба и надежда рода Хотимирова.

И, словно притянутый жаром ее надежды, один из них вдруг обернулся.

* * *

В сумерках, когда молочно-белый, чуть золотистый месяц повис на темно-голубом своде, Яра отошла от играющих и села на опушке – перевести дух, пригладить мысли. После суеты и пестроты на лугу взор отдыхал на просторах неба – даже на вид оно казалось мягким, как шелк. Хотелось прижаться к нему щекой, лечь, раскинув руки…

долетало до нее с луга, где вращалось несколько кругов, каждый со своими баяльниками-заводилами. Круг составляли девушки какого-то родового гнезда, но своим парням с ними играть было нельзя, поэтому «послы» из числа самих дев ходили приглашать в игру парней из других весей. Своим приходилось ждать, пока их пригласят чужие девы. Ну а чтобы пригласили поскорее, надо было показать себя, и парни старались изо всех сил: плясали друг перед другом, ходили на руках, шутливо боролись, кувыркались, всячески выражая свою силу и ловкость.

распевали в кругу, когда очередной «селезень» выбирал наконец, кому вручить уже чуть привядший за этот длинный день венок.

По всему лугу кипели те веселые игры, где выбирают невест и женихов. Сперва в шутку, примериваясь; однако за целый день игрищ кое-кто и впрямь присмотрит себе пару уже на весь век. Молодежь, привыкшая годами видеть только своих ближников, носилась ошалевшая, с горящими глазами, возбужденная новизной и любовным томлением, которое лишь теперь могло получить выход.

Самый большой круг собрался там, где сияла красной вздевалкой сама Заря-Зареница. Подругами ее были девушки из Хотимирля, а пригласили они отроков – женихов солнечной девы, которых им указали жены-марушки. Шесть из дочерей Толкун-Бабы, в белых одеждах и зеленых венках, с резными жезлами, мелькали на лугу, управляя ходом празднества. Яре было чудно, что она не с ними, а сидит в обычной девичьей сряде, будто сроду в Невидье не бывала. Поначалу она дико себя чувствовала, с открытым лицом среди множества неведомых людей. Хотелось шарахаться от них, но она держала себя в руках – уж ей не пристало вести себя как чащоба! Постепенно она свыклась с толчеей и даже повеселела. Приглядевшись, Яра начала различать и отроков – они уже не казались все на одно лицо, как горошины. Когда кто-то дарил ей венок, ее наполняло чувство избранности – совсем не той, в какой она прожила целых семь лет, а глупое девичье ликование: парень предпочел ее другим девкам, пусть бы только для того, чтобы поцеловать и провести вдоль круга. Чем чаще это повторялось, тем лучше она себе казалась. Теперь, к вечеру, глаза ее сияли, щеки пылали, а рот сам собой широко улыбался. Сидя под кустом и отмахиваясь от комаров, она следила за кругом, где в середине красовалась Дорогоча, и старалась среди белых сорочек высмотреть одну – которая ей глянулась больше других.

Кто-то вдруг сел на траву рядом с ней – Яра вспыхнула, сердце забилось часто-часто. Краем глаза она видела ту самую сорочку, которую высматривала, но старалась не подать виду.

– Устала? – спросил обладатель сорочки.

– Нет, – она слегка повернула голову. Какая же девка сознается в усталости – за хворую и немощную сочтут. – Так просто… посидеть хочу.