Не переставая улыбаться, бывшая волчица взглянула ему прямо в глаза. Приоткрыла рот и медленно провела языком по губам. Потом высвободила руки – Зорник не сообразил попытаться ей помешать – и обвила его за шею. Он покорился, больше не мешая ей делать, что она хочет. А волчица притянула к себе его голову и впилась в губы жадным, настойчивым поцелуем. Со звериной смелостью ее горячий язык скользнул ему в рот; Зорник вздрогнул всем телом, охваченный будто огнем. В порыве ее было нечто настолько звериное, что мелькнула мысль – собирается съесть. Ну и пусть…
Забыв о борьбе, он накрыл ладонями ее груди. Ее руки живо дернули подол его рубахи, скользнули под него, потянули за гашник, развязывая порты. Он не успел и понять, как вышло, что ее раздвинутые ноги обвили его бедра, а ладонь обхватила его вздыбленного «коня» и ловко направила в тот колодец, из которого всякий конь жаждет попить…
Весь белый свет вспыхнул, Сыр-Матер-Дуб в который раз уже перевернулся вниз ветвями, вверх корнями. Зорник и не заметил, как рука содрогавшейся под ним волчицы метнулась вверх и сорвала с его головы шапку – знак его жениховских притязаний.
Но что за дело ему сейчас было до шапки? Все мысли о том, кто он такой и зачем пришел сюда, уже поглотила жаркая бездна…
* * *
Продвигаясь вперед по едва заметной, узенькой стежке, Неговит на каждом шагу зорко глядел по сторонам. Неожиданностей он не боялся, поскольку примерно знал, чего следует ждать. Разумеется, местная «Навь» находится позади какой-нибудь воды, и по пути туда надо будет миновать мост или брод. И на броде его непременно ожидают. Будучи сыном старшего плеснецкого жреца, Неговит с детства немало знал о разновидностях обрядовых поединков. Никакой нечисти, оборотней, леших ему не встретится – такие же примерно люди, как его отец, в особых «звериных» нарядах. Здесь важно правильно себя повести. Может быть и так, что ему навстречу выпустят саму ту девушку-невесту – она достанется ему, если он сумеет завладеть ее священной срядой. Вот бы это были перья лебединые, мечтал он по дороге. Тут главное суметь ухватить сорочку и не отдавать, как бы ни молила, пока не даст твердой клятвы выйти за него… Неговит улыбался про себя: такое сватовство, препирательство с голой девкой за ее рубашку, куда приятнее, чем все эти притворно-тайные хождения и иносказательные рассуждения бабок и теток, без каких сыны знатных родов не женятся.
Впереди за кустами блеснула вода. Вот и брод! Сердце сильно стукнуло в ожидании – и тут же ухнуло куда-то вниз от разочарования. Вместо девы в белой сорочке на том берегу Неговит заметил довольно неприглядную фигуру – среди кустов торчал крепкий мужик, одетый волком. На нем были серые порты грубой шерсти, на плечах шкура. Голову и лицо прикрывала волчья личина, но седина в бороде, видной из-под личины, и такая же седина на волосатой открытой груди ясно давали понять, что страж давно не юнец.
Оружия при нем не было. Вот, значит, тот вожатый, которого нужно одолеть и подчинить себе. Неговит разочарованно поджал губы. Стало быть, деву он по дороге не увидит – только на месте, в лесном святилище.
– Кто ты такой, чудо лесное? – без робости окликнул Неговит волчьего мужика.
– А ты кто такой, красотулечка? – явно дразня, откликнулся тот и с важностью добавил: – Брод стерегу. Нету на мой берег проходу ни конному, ни пешему.
В ответ на «красотулечку» у Неговита ни единый мускул в лице не дрогнул. Он был хорош собой и знал об этом. Среднего роста, ладно сложенный, с правильными чертами лица и очень светлыми волосами, он обладал живым располагающим взглядом и такой улыбкой, что про него ближние и дальние говорили: «Вот же добрый отрок». Всякая мать и всякий отец желали бы такого сына – разумного, почтительного. |