Уже послали в Невидье за Толкун-Бабой и ее дочерьми – чтобы проводила к дедам княжьего сына как полагается. А у отца и родичей теперь имелась другая забота – месть.

– Не о чем мне теперь с ними разговаривать, кабы им всем со свету сгинуть! – объявил Благожит. Лицо его от вида мертвого сына разом осунулось и застыло, он держал себя в руках, но двигался, будто во сне, управляемый чужими чарами. – Хочу, чтоб ни одного из змеев этих лютых на земле моей не осталось. Пусть деды меня проклянут, пусть земля мои кости не примет, коли буду с ними мира искать. Смерти я их всех хочу – вот что.

На этот случай дедов закон не оставлял различных толкований. Мстит брат за брата, сын за отца, отец за сына.

Старейшины совещались с воеводой; меж ратников ходили разговоры, будто вот нынче ж ночью пойдем на русов, что засели в Кокуриной веси. За это стоял Ведень, родич Будима по матери, а значит, один из первых мстителей за него – мужчина лет тридцати, весьма приглядный собой, со светло-русыми волосами и такой же бородой, с приятными чертами лица и таким же коротким, широким носом, как у его сестер. Сторонников у него нашлось немало: ужас от потери княжьего сына смешивался с неосознанным чувством, будто быстрой местью несчастье можно исправить, умершего – вернуть с полдороги…

Облегчение после успеха сменилось тревожной бодростью, ожиданием новой опасной схватки. Путислав вновь кликнул отроков, выбрал среди них старшего – восемнадцатилетнего Зорника, Родимова сына, и послал взглянуть, что поделывают русы. Стая собралась на развед весьма охотно. Из неполной полусотни, бывшей у Будима под началом нынче утром, в живых и на ногах осталась половина. Восемь было зарублено у брода, двое умерли от тяжелых ран еще до вечера, несколько человек остались покалечены. Но из уцелевших лишь человек пять вернулись к родичам, так и не сумев опомниться. Прочие уже пришли в себя и жаждали мести за своего погибшего вождя. Гордились, что были с ним в том походе. Не за бобровые ловища погиб Будимир, а за землю родную, будто истовый полник. Хоть и прожил перед тем всего лишь четырнадцать лет…

Разведчики вернулись невредимыми, но сведения их Путислава не обнадежили. Кокурина весь лежала прямо на берегу Горины: с одной стороны ее прикрывала река, с другой – овраг с ручьем на дне, а от леса отделял луг шириной с три перестрела. Само войско стояло у берега и на лугу, но со всех сторон было прикрыто дозорами. Незаметно никак не подобраться, а сражаться с русами в открытом поле Путислав не отваживался. Столкновение молодой стаи с княжьими гридями кое-чему научило не только самих отроков. Иные предлагали подобраться по реке и поджечь русские лодьи – но как принести огонь, плывя под водой? Или дождаться ночи и напасть на спящий стан – но в темноте Путиславу нелегко будет управлять своим войском, и он предвидел, что его неопытные ратники станут еще более легкой жертвой окольчуженных хищников, чем при свете дня.

Но кое-что все же придумали. Князь требовал, чтобы ни единого вдоха на его земле чужаки не могли сделать спокойно – и тут Путислав знал, что предпринять.

Когда стемнело, воевода повел ратников к Горине. Издалека, еще с лесной тропы, в густых сумерках были видны огни многочисленных костров. Они вытянулись полукругом, отделяя весь от поля; оба конца дуги упирались в реку. Так северные предки русов, пришедшие в чужие земли морем, не один век защищали места своих ночлегов от враждебного берега. Так первоначально был выстроен Хольмгард, непохожий на окружающие его славянские городцы.