К полудню на борт «Верещагина» от городской подстанции протянули кабель электропитания, что позволило включить трюмные насосы. На кормовой палубе установили дополнительные насосы, и те, жужжа, принялись откачивать заполнявшую судно воду. Мало-помалу начал вырисовываться корпус корабля, правда, стоявшим на берегу членам команды, наблюдавшим за работами, казалось, что все идет слишком медленно.
В Листвянке жители продолжали очищать прибрежную полосу озера от обломков. Первым восстановили знаменитый открытый рыбный рынок, гордость поселка.
В нескольких палатках сразу появился ароматный ассортимент свежекопченой рыбы. Отовсюду доносился визг пил и стук молотков — владельцы прибрежных сувенирных лотков, принявших на себя основной удар стихии, старались как можно быстрее возродить к жизни свои детища.
Вскоре по Листвянке поползли слухи, что в другой части озера, южнее, тоже прошла сейша, вызванная подземным землетрясением. Поговаривали о крупных разрушениях, к счастью не повлекших за собой человеческих жертв. Сильнее всего пострадал Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, крупнейшее местное предприятие. Часть корпусов его оказалась сильно поврежденной, отчего работу комбината пришлось остановить на несколько недель, вплоть до окончания ремонта и очистки территории от мусора. Пришло известие о серьезных разрушениях части старого нефтепровода Тайшет — Находка, проходившего вдоль берега озера. Туда для оценки ущерба, вызванного предполагаемым попаданием нефти в почву и само озеро, уже выехали специалисты-экологи из лимнологического института.
Сразу после обеда на борту «Верещагина» появился начальник поселковой милиции в сопровождении двух следователей, прибывших из Иркутска. Милицейские чины взобрались на мостик, где их официально-сухо приветствовал капитан Харитонов. Начальник, в неряшливой, мешком висевшей на нем форме, сделал вид, что не замечает устремленных на него взглядов троих американцев, сидевших у дальней стены мостика за компьютером. Он словно говорил им: «Хотите — уходите, хотите — оставайтесь, только не мешайте». Чванливый бюрократ чувствовал себя в Листвянке как сыр в масле — не бедствовал, обирал местных торговцев и не обременяя себя лишними служебными заботами. Пока Харитонов рассказывал ему о пропавших членах команды и о найденном в каюте затонувшего корабля трупе капитана, лицо начальника милиции наливалось краской. Если пропажу людей можно было объяснить их собственной неосторожностью, а затопление корабля — полученной пробоиной, то труп существенно усложнял ему жизнь. Убийство означало для него нежелательный визит руководства, составление бумаг, проверку отчетов. В Листвянке уровень уголовной преступности не поднимался выше кражи велосипеда и потасовки в баре, и начальнику милиции очень хотелось, чтобы такое положение вещей сохранялось и дальше.
— Какое еще убийство?! — взвизгнул он. — Чушь собачья. Знаю я этого Беликова. Законченный алкаш. Нажрался, поди, старый козел. Несчастный случай, — небрежно отмахнулся он.
— А куда тогда делись два человека из команды и ученые, которых мы спасли? — негодующе спросил Харитонов, в котором тоже начала закипать злость.
— Ну, с матросами твоими все просто. Кингстоны они открыли по ошибке, испугались своей оплошности и, чтобы не отвечать за нее, пошептались и решили смыться с корабля. Уверен, в конце концов сами найдутся. Где-нибудь в пивной, — ответил начальник и, вдруг заметив, что следователей его аргументация не убеждает, серьезными тоном прибавил: — Конечно, я лично допрошу всех матросов и пассажиров корабля и составлю подробный отчет.
Питт перевел взгляд с высокомерного офицера на следователей. |