— А это пришёл богатырь из сказки и убил злых дядек, — не задумываясь ответила девочка, продолжая рисовать.

— Так, подруга. Бросай-ка свои художества и давай ложиться спать.

— Не хочу. Вот сейчас дорисую, как богатырь дядек убьёт, тогда лягу, — упрямо покачала головой Нюська.

— А давай мы с тобой по-другому сделаем, — осторожно предложила Настя, отлично понимая, что таким образом ребёнок пытается избавиться от своих страхов. — Давай возьмём злых дядек и сунем их в печку. Пусть горят. А потом переворошим угли, и они не смогут к нам вернуться.

— Думаешь, если сгорят, не вернутся? — задумчиво спросила Нюська.

— Знаю. Ну сама подумай, как они вернутся, если в огне сгорят? — решительно ответила Настя.

— Тогда давай, — кивнула Нюська, протягивая ей рисунок.

Но добраться до печки Настя не успела. Дверь в сени гулко стукнула, и в сенях тяжело затопали чьи-то тяжёлые сапоги. Испуганно вздрогнув, Настя схватила со стола нож и, выставив его перед собой, второй рукой потащила дочь в глубь комнаты. Дверь в комнату распахнулась, и в дом ввалились сразу пятеро. Не обращая внимания на женщину, словно её вообще не существует, вошедшие сбросили промокшие плащи и не долго думая принялись шарить по кастрюлям и плошкам.

— Вы кто такие?! — не выдержав, выкрикнула Настя.

— Захлопни пасть, тварь, — огрызнулся один из вошедших. — Пожрать тут есть чего?

— Здесь не столовая, — набравшись смелости, огрызнулась Настя. — Мы сами беженцы, так что ешьте, что у самих есть.

— Значит так, сука тупая, или ты сейчас бросишь свой свинорез и по-быстрому хавчик соорудишь, или я твою соплю на шашлык пущу, — зарычал говоривший, и стоявшие за его спиной мужики мрачно заухмылялись.

— Нет у меня ничего. Я же сказала, мы беженцы. Из города еле ноги унесли, — упрямо покачала головой Настя, ещё сильнее сжимая нож.

— А мне по барабану, кто вы такие. Я сказал, что делать и что будет. Шевели задницей, если не хочешь посмотреть, как её ошкуривать будут, — рявкнул в ответ мужик, делая шаг к замершей женщине.

— Не подходи, тварь! — во весь голос завизжала Настя, взмахивая ножом.

Чуть усмехнувшись, мужик одним ловким движением перехватил руку и, резко вывернув её наружу, сжал тонкое запястье. Не выдержав боли, Настя со стоном выпустила рукоятку ножа. Дёрнув её на себя, мужик резко ударил Настю кулаком в живот и, подобрав нож, презрительно фыркнул:

— Я тебе, тварь, в последний раз говорю, шевели задницей, или пожалеешь. Хват, возьми девку и покажи, что с ней будет, если эта мразь не образумится, — добавил он, оборачиваясь к одному из своих людей.

— Ох, не любишь ты баб, Штопор, — усмехнулся окликнутый, хватая Нюську за плечо и одним движением закидывая её себе под мышку.

— Оставьте ребёнка, — простонала Настя, с трудом заставляя себя разогнуться.

— Тебе сказано, шевелись, тварь! — заорал Штопор, с силой всаживая мысок грязного сапога в бок женщине.

Вскрикнув, Настя отлетела к кровати и, скрючившись в позе эмбриона, попыталась справиться с завязавшимися в узел от боли мышцами. Молчавшая до этого момента Нюська вдруг широко открыла рот и, набрав полную грудь воздуха, завизжала так, что уши заложило даже у Насти:

— Не трогай маму, гад!

Потом не долго думая ребёнок изо всех сил вцепился зубами в бок мужику, к которому был прижат. Глухо взвыв, Хват резким движением оторвал от себя девочку и, с силой швырнув её в угол, зарычал:

— Да я тебя сейчас сам зажарю, сучонка!

— Хват, я сказал держать соплю на привязи, — рыкнул Штопор.