– Потом, Джим, – нетерпеливо сказала Эмма, – и, пожалуйста, встаньте здесь с остальными. – Эмма взяла стакан с водой и выпила его до дна. Она выпрямилась с властным видом в кресле, лицо ее приобрело ледяную суровость.

– Теперь я хочу перейти к акциям сети универсальных магазинов Харт. Я не сомневаюсь, что всем вам не терпится узнать их судьбу.

Она помолчала, сверкая глазами.

– Я создала эту сеть на голом месте, своими собственными руками, вот этими самыми, – она подняла руки и показала их собравшимся. – Вся моя жизнь ушла на это, чтобы эта сеть стала такой, какая она сейчас, одной из крупнейших в мире. Несколько недель назад я решила передать ее в подходящие руки одного человека, который смог бы обеспечить ее сохранение, эффективно управлять ею так, как всегда делала это я сама…

Эмма многозначительно не договорила фразы до конца. Тишина в комнате стала гнетущей, напряжение – с трудом переносимым.

– Я передаю и завещаю все мои акции универмагов Харт моей внучке, Поле Макгилл-Эмори. Я оставляю ей также свою остальную коллекцию изумрудов.

Пола машинально поднялась с места и, проходя свой путь по ковру через комнату, с ужасом почувствовала, что ноги не слушаются ее. Но она старалась сохранять бесстрастное выражение на лице, неотрывно глядя только на Эмму. Предчувствуя всю неделю надвигающиеся события, она, тем не менее, не ожидала столь драматического их развития и боялась даже подумать о их будущих последствиях. Пола встала перед столом.

– Благодарю за доверие, которое ты мне оказала, бабушка. Клянусь тебе, что сохраню универсальные магазины Харт.

– Неужели ты могла подумать, что я сама не уверена в этом? – шутливо парировала Эмма, нежно улыбнувшись внучке.

Они обменялись улыбками, и Пола заняла место рядом с остальными, выстроившимися, словно фаланга, вокруг Эммы. „Бабушка разделила собравшихся как бы на два лагеря”, – сказала себе Пола, с нарастающим интересом гадая, что будет дальше. „Сейчас начнется сражение”, – решила она, тяжело вздохнув про себя.

– Наконец, я назначаю своим душеприказчиком свою дочь Дэзи Эмори, а Генри Россистера – ее заместителем.

Эдвина, Кит, Робин и Элизабет застыли как парализованные нанесенным ударом, и Эмма читала на их холодных лицах ненависть к себе, смешанную с горечью и растерянностью. Эмма сидела совершенно спокойно, ожидая, когда разразится скандал. Но, как ни странно, они, к глубочайшему изумлению Эммы, оставались удивительно сдержанными. „Они понимают, что я перехитрила их, но слишком трусливы, чтобы протестовать”.

Первым пришел в себя Робин. Он вскочил с апоплексически налившимся кровью лицом.

– Теперь послушай меня, мама. Ты совершила чудовищную несправедливость, хладнокровно вычеркнув нас из своего завещания, лишая нас того, что нам принадлежит по закону. Я полностью согласен со всем, что касается раздела состояния Макгиллов, но твои собственные средства и владения должны автоматически перейти к твоим детям. Мы – твои законные наследники. Я не намерен смириться и собираюсь опротестовать твое завещание, а все остальные – поддержат меня. Вне всякого сомнения, воспаление легких тяжело подействовало на тебя. Я буду настаивать на том, чтобы тебя признали недееспособной в момент составления завещания. Очевидно, что ты не в состоянии в дальнейшем отвечать за свои действия, и любой суд признает это. Более того…

– Заткнись и сядь на место, – голос Эммы, как стальной клинок, разорвал воздух. Она встала и сжала край столешницы.

– Да, я действительно исключила вас из своего завещания. И у меня были к тому основания.