Я заметил, что руки у Учителя Ли были словно из хрупкого алебастра, и понял, что он намного старше, чем показался мне сначала. Позже я узнал, что ему уже перевалило за сто лет.

— И где же этот путь — ваш путь — начинается? — спросил я.

— Мой путь начинался бы со мною самим. Но нельзя сказать, что у меня есть путь. Я сам часть Пути.

— И что же это?

Шэ-гун удовлетворенно замурлыкал, ковыряясь в зубах зубочисткой. Он обожал подобные беседы.

— А вот что. Первичное единство всего сотворенного. Первый шаг, который человек делает по Пути, чтобы обрести гармонию с законами Вселенной. Эти законы мы называем вечно неизменными.

— И как же делается этот первый шаг?

— Представьте Путь водой. Вода всегда стремится вниз и проникает повсюду.

У меня появилось нехорошее чувство, что я снова в долине Ганга, где сложнейшие вещи объясняют так просто, что они становятся в высшей степени неясными.

К моему удивлению, Учитель Ли прочитал мои мысли:

— Мой дорогой варвар, вы думаете, что я намеренно напускаю мрака. Но я просто ничего не могу поделать. Ведь учение о Пути известно как учение без слов. И потому все мои слова не имеют смысла. Вы можете понять мои мысли не более, чем я — ощутить боль у вас в левом колене, которым вы елозите по циновке, потому что еще не привыкли сидеть по-китайски.

— Но вы поняли мое неудобство, не ощутив его. Так может быть, и я пойму ваш Путь, не следуя по нему?

— Очень хорошо, — сказал Шэ-гун, рыгнув, чтобы показать свое удовлетворение не только едой, но и нами. Китайцы считают отрыжку выражением глубочайшей душевно-желудочной искренности.

— Тогда представьте Путь как состояние, в котором нет противоположностей и различий. Нет горячего. Нет холодного. Нет короткого. Нет длинного. Эти понятия бессмысленны в отрыве от других вещей. Для Пути все вещи суть одна.

— Но для нас их много.

— Так кажется. Да, в самом деле между вещами есть различия. Но, по сути, существует только пыль, из которой мы сотворены. Пыль на время принимает разнообразные формы, но не перестает быть пылью. Важно понять это. И так же важно понять, что невозможно восстать против природы. Жизнь и смерть — одно и то же. Без первого не может быть второго. А без второго невозможно первое. Но в конечном итоге ничто не существует изолированно. И существует, таким образом, только вечно неизменное.

Его концепцию о первоначальном единстве я нашел приемлемой, но уследить за теми различиями, что Учитель Ли столь радостно топил в своем море вечно неизменного, не смог.

— Но, конечно же, человека можно судить за его поступки, — сказал я. — Есть хорошие поступки, а есть плохие. Истина и Ложь…

Я говорил как внук Зороастра. Когда я закончил, Учитель Ли ответил мне любопытной метафорой.

— Вы говорите мудро. — Старик вежливо склонил голову. — Естественно, относительно данной жизни есть поступки достойные и недостойные, и я уверен, мы сойдемся, что считать похвальным, а что нет. Но Путь — по ту сторону этих вопросов. Позвольте привести пример. Допустим, вы выплавляете бронзу…

— В действительности он выплавляет железо, Учитель Ли. Варвары преуспели в этом полезнейшем искусстве.

Шэ-гун взглянул на меня так, словно сам создал меня из первоначальной пыли.

— Вы выплавляете бронзу. Вы хотите отлить колокол и приготовили тигель. Но когда вы начинаете разливать жидкий металл, бронза отказывается течь и говорит: «Нет, я не хочу быть колоколом! Я хочу быть мечом, таким, как безупречный меч У».