Время тянулось извилистой сколопендрой. Швеция оказалась длиннее, чем предполагалось. День, ночь, первая половина дня… Зимин курил в коридоре – хоть это здесь не воспрещалось, смотрел, как мелькают за окном опрятные деревни и поселки, подступают к полотну черные хвойные леса. Природа Северной Европы отличалась суровостью, и люди здесь были, слава богу, неговорливы. Мальмё был самым крупным южным городом, протяженным и вполне самодостаточным. Пассажиры собирали вещи, покидали вагон.

Развешивать рекламу здесь любили. Выделялись синие буквы на желтом фоне: «IKEA» – вывеска просто кричала. Компанию по производству мебели и товаров для дома основали в 1943 году, в разгар Второй мировой войны; через двадцать лет она вышла на международный уровень и стала пользоваться популярностью не только в Скандинавии.

Вокзал Мальмё гудел, принимая жителей и гостей города, а также желающих переправиться в Данию. Поток пассажиров вынес беглецов на площадь, где стояли автобусы. Ловить такси не имело смысла, до парома ходили пассажирские автобусы. Люди наполняли три палубы вместительного судна. Паром выполнял несколько рейсов за день, перевозил тысячи пассажиров. Снова без виз, достаточно заграничного паспорта. Европейские страны постепенно отказывались от пограничного контроля, процедура перехода границы становилась формальностью. Паром перевозил и автомобили, в том числе грузовые фургоны.

Они сидели на открытой палубе, прохладный ветер обдувал головы, волновалось море, но качка на этой махине почти не ощущалась. Спутница снова замкнулась, погрузилась в анабиоз. Вышла из него только раз, обвела пространство мутным взглядом.

– Все так неожиданно меняется, – пробормотала она. – Не могу даже представить, какое это море…

– Полагаю, никакое, – отозвался Зимин. – Пролив Эресунн, соединяет Северное и Балтийское моря, от Швеции до Дании четырнадцать километров. Сами считайте, сколько это миль…

Из тумана вырастала Дания – формально та же Скандинавия. Силуэты зданий, при строительстве которых не особо интересовались архитектурой; портовые сооружения, краны. Где-то там, на камнях, сидела русалочка – творение скульптора Эриксена. По гавани сновали мелкие суда, гудели пароходы. С истошными криками носились чайки.

Дину к окончанию морского путешествия сильно развезло, она побледнела, клевала носом.

Пассажиры степенно, без давки, сходили с трапа, тянулись по бетонной дорожке к лестнице. Наверху, у ограждения, толпились люди – встречающие, просто зеваки. Кто-то приветливо махал рукой.

В этот момент Зимин и почувствовал неладное. Неуютно стало, шея зачесалась. Как же не узнать это неприятное чувство! Ну, здравствуйте, головные боли и нервозность! Кто-то следил за ним сверху: взгляд был недобрый, проникающий, сверлил, словно дрель.

Стало трудно дышать, он шел словно по углям. Дина тоже что-то почувствовала, прижалась, взяла за локоть. Так не хотелось поднимать голову, искать за ограждением наблюдателя.

Пассажиры поднимались по лестнице. Наверху стояли автобусы, сновали легковушки, машины с шашечками.

Андрей двинулся в обход неповоротливого двухъярусного автобуса – в него садились пассажиры. Сам не заметил, что почти бежит, Дина с трудом поспевала за ним. Теперь чесалась спина, тонкие иглы впивались в кожу. В иной ситуации это было бы приятно, но только не сегодня…

А что он хотел? Некто Аркадий Семенович наблюдал за ними в тургруппе, знал, что они собираются улизнуть. Задачи остановить Зимина перед ним не стояло.