Изменить размер шрифта - +
До пенсии Суини оставалось два года и три месяца, но иногда ему казалось, что он не выдержит, не протянет так долго.

Жена как-то заявила, что выпивка повредила его мозг и он уже не человек, а чудовище: что-то вроде обезумевшего ротвейлера, которого надо пристрелить, ибо он представляет собой угрозу для общества. Он не нашелся сразу, что ответить, а потом решил не тратить время на слова и попросту избил жену. Вправил ей мозги и велел подавать чертов ужин. А потом он смотрел по телевизору очередное гребаное шоу о братской любви, а его жена потихоньку собрала свои пожитки, прихватила сына и выскользнула из дома. Он догнал ее: она не сумела быстро завести старую машину и смыться. Мальчишка орал как резаный, когда Суини, оказавшись у машины, просунул руку в окно и ухватил жену за горло. Она задыхалась, а он неторопливо и доходчиво объяснял суке, что не желает больше видеть ни ее, ни отродье, вопящее на заднем сиденье. Никогда. «И если ты попытаешься выжать из меня алименты — хоть цент, — я приду за тобой. Возьму тот топорик, что лежит под раковиной, и найду тебя где угодно». Должно быть, женщина поняла, что муж не шутит, ибо она и ребенок навсегда исчезли из его жизни. День и ночь сменяли друг друга, Суини проводил их по большей части в одиночестве и удивлялся, зачем он вообще терпел жену так долго. Одному лучше.

Все в полицейском управлении считали его алкоголиком, но Суини был уверен, что он отнюдь не конченый человек. Да, он пьет, но просто потому, что устал. Устал от грязи и мерзости людской, которую приходится видеть каждый день. Ему казалось, что за последние несколько лет Чикаго превратился в клоаку, населенную отбросами общества. И не важно, сколько денег было в кармане у человека — он все равно неминуемо оказывался мерзавцем и сволочью, ибо только такие могли выжить в этом городе. Более того, они жирели и процветали делая деньги на людских пороках и горе.

Иногда Суини казалось, что город заразил его и он тоже превращается в чудовище. И тогда он опять напивался, потому что чувство ужаса притуплялось только в состоянии глубокого опьянения. Правда, последнее время даже выпивка почти перестала помогать. В такие моменты детектив начинал мечтать о том, чтобы выйти на пенсию раньше срока. Почему бы и нет? Все, что ему нужно, — это сорвать большой куш. Один, но такой, чтобы хватило надолго. И тогда… Он уже все придумал: тогда он купит лодку и уплывет на Багамы. Ни разу в жизни детектив Суини не плавал на лодке и не был на этих волшебных островах. Но как-то в руки ему попала рекламная брошюра, и он был поражен тем, каким чистым и безлюдным выглядит это место. С тех пор картинки висели у него над столом, и он мечтал, как срубит большие бабки, пошлет к черту работу и пенсию — и махнет на Багамы. Он будет ходить по чистым улицам, дышать воздухом без выхлопных газов, небо над головой не будет затуманено смогом… но самое главное — он тоже будет чистым.

Если работа становилась совсем невыносимой, детектив Суини покупал бутылку бурбона, заявлял, что болен, и запирался дома. По мере того как уровень виски в бутылке убывал, мечты становились все более красочными. Би Си был уверен, что оказывает услугу жителям Чикаго, отлынивая от работы: иначе он вполне мог бы убить парочку не очень виновных, но загрязненных граждан.

Еще он все время напоминал себе, что ему необходимо сохранить разум до того момента, как подвернется возможность сорвать куш, или уж до пенсии. Пытаясь скрасить ужас своего существования, Суини находил маленькие радости в происходящем. Вот, например, сегодня. Вызов они получили довольно поздно, и смена его кончается через двадцать минут. Пусть Дюпре хоть лопнет — он, Суини, не останется в этом гадюшнике ни минутой больше. Сегодня зарплата, а потому он спланировал небольшой праздник: сначала обед в приличном пивном ресторане, потом он сходит в салон красоты Лори и заставит одну из местных шлюх обслужить его по полной программе.

Быстрый переход