– Понятно… Продолжай! – нетерпеливо сказал я.

– Он жил в хосписе на улице Эйрика у станции метро «Тёйен». Это что‑то вроде частного приюта для социально неустроенных людей. А держит его наш с тобой старый знакомый – Ханс Ховик.

– Ханс! Так вот как у него жизнь сложилась. Он так и не смог бросить эту работу.

– Да, но давай все же о деле. В этот понедельник в его хосписе был найден мертвым один из постояльцев. Его забили до смерти, видимо, еще в выходные.

– Ну и что? А Ян Эгиль к этому какое имеет отношение?

– Тело обнаружил один из жильцов и оповестил об этом Ханса, который вызвал полицию. Согласно инструкции, полицейские стали обходить все комнаты, чтобы опросить, не слышал или не заметил ли кто‑нибудь что‑то необычное за последние дни. Яна Эгиля не было, но в его комнате они нашли… – она немного помедлила, а потом продолжила: – …окровавленную биту.

– У меня такое неприятное ощущение, что я об этом слышу уже не в первый раз.

Сесилия была со мной совершенно согласна.

– К тому же выяснилось, что убитый был знаком с Яном Эгилем. Другими словами… Ян, похоже, вновь попал в переплет. Пока его только допросили, но через несколько дней эта история попадет в газеты.

– Мне надо будет выяснить подробности. А что ты там сказала о списке приговоренных?

– Может, я немного сгустила краски, назвав это именно так. Мне об этом рассказала женщина – мать его ребенка.

– Когда же он успел обзавестись…

– Его отпускали на некоторое время. Знаешь, это называется «пробное освобождение» – попытка проверить, способен ли заключенный к социальной адаптации. Конечно, все освобожденные находятся под надзором.

– Знакомая история.

– Да, его ребенок повторяет его судьбу.

– Из этого порочного круга чертовски тяжело вырваться! Как ты думаешь, словам этой женщины можно доверять?

– Почему нет? Ее, кстати, зовут Силье.

– Силье? Это случайно не та самая девушка…

– Думаю, да.

– Боже мой! Дождалась, значит. А что конкретно она рассказала?

– Что Ян Эгиль много раз говорил, что должен прикончить по крайней мере двоих. Они больше остальных виноваты в том, что с ним произошло.

– Я‑то чем перед ним провинился?!

– Ты работал в охране детства, когда его забрали у матери. Ведь так?

– Да, но это же не я…

– Ты стал своего рода символом ненавистной службы, которая в очередной раз вмешалась в его жизнь – теперь, когда мы опекаем его малыша. Ханс решил обязательно тебя об этом предупредить.

– Но, ты сказала, он говорил о двоих?

– Да. Вторым был как раз тот, кого нашли мертвым несколько дней назад. Его избивали битой, пока… – Она вздрогнула всем телом, будто ей внезапно стало холодно. – Пока он не стал совершенно неузнаваем.

– Но, как я понимаю, тело идентифицировали?

– Да, конечно.

– И кто же это?

На какое‑то мгновение ее взгляд скользнул вниз, на фьорд. Затем, глядя мне в глаза, она решительно произнесла:

– Ты знаешь его, Варг, – и вновь замолчала. Я почувствовал, как в душе поднимается тревога.

– Говори, не тяни! Кто это? Это не…

– Терье Хаммерстен.

46

На следующий день была пятница, и мы улетели в Осло первым же утренним рейсом.