46

На следующий день была пятница, и мы улетели в Осло первым же утренним рейсом. Стюардессы с привычными улыбками разносили завтрак; плато Хардангервидда лежало под нами как черно‑серо‑коричневое лоскутное одеяло.

Сесилия сидела, пила маленькими глоточками кофе, а потом вдруг сказала:

– В тот раз в Фёрде, в восемьдесят четвертом…

– М‑м‑м?

– Ты познакомился с нашей коллегой – Грете Меллинген.

– Да. Но мы с ней больше не виделись. Только тогда.

– Она хорошо о тебе отзывалась.

– Ты с ней встречалась?

– Пару лет назад, на профессиональном семинаре.

– Ты же знаешь, как это бывает. С одними людьми ты продолжаешь общаться, другие исчезают из твоей жизни. А через десять лет поздно налаживать отношения, да и вряд ли получится.

– Ну, это ты зря… – покосилась она на меня. – А ты по‑прежнему один, Варг? Можешь не отвечать, конечно. Просто интересно.

– Я сказал тебе правду: я не вернулся к ней в Фёрде, а она ни разу не появилась в Бергене. Вот я и решил: капризная принцесса из сказки.

– Я не хотела…

– Да ладно. Грете тогда рассказала мне интересную историю о человеке, которого прозвали Трудальский Мадс. Его осудили за убийство, которого он, возможно, и не совершал – по крайней мере, так она считает. Его посадили в тысяча восемьсот тридцать девятом на сорок два года.

– Сорок два! – Сесилия была потрясена.

– Такой срок был назначен, потому что он пообещал расправиться с родителями – они на него донесли. Поэтому он сидел в Аркерсхюсе, пока отец и мать не скончались, так что пришлось долго ждать. Я до сих пор не могу избавиться от мысли, что эта история напоминает историю Яна Эгиля.

Она с удивлением взглянула на меня:

– Так ты считаешь, он был невиновен?

– Единственное отличие в том, что в наши дни убийцы не сидят по сорок два года, примерно ведут себя и досрочно выходят на свободу. Быстрее, чем хотелось бы законопослушным гражданам… И теперь эта месть…

– Ты так и не ответил на мой вопрос. Ты действительно думаешь, что Ян‑малыш не убивал? Что его осудили за то, чего он не совершил?

– Его и его мать.

– Ты имеешь в виду Вибекке Скарнес или…

– Да, Вибекке, приемную мать… Что, если все‑таки она взяла на себя вину за убийство мужа, чтобы выгородить Яна‑малыша?

– И села в тюрьму за его преступление?

– Да. Что, если и за двойное убийство пострадал невиновный?

– Вторая судебная ошибка?

– Да. – Я с вызовом посмотрел на нее. – Меня так до конца и не убедили в том, что убийство в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом совершил именно Ян Эгиль. У меня всегда было чувство, что мы что‑то проглядели, не заметили что‑то важное…

– Но ведь у полиции были веские основания для обвинения, в том числе и результаты экспертиз, разве не так?

– Так, Сесилия, так.

Мы подлетали к Форнебю. Стюардессы убрали остатки завтрака и попросили нас пристегнуть ремни.

– А как ты живешь, Сесилия? У тебя появился прекрасный принц?

– Ну, может, и не прекрасный принц… – улыбнулась она, – но возлюбленный у меня есть. Мы живем вместе вот уже четыре года.

– Видно, мне тоже надо в Осло переехать. Раз там люди встречают свою любовь.

– Давай, – легко согласилась она.

– Это означает, что я не могу рассчитывать на место на диване в твоей квартире?

– Думаю, это не встретит понимания.