– Не так? Но как же тогда это произошло на самом деле?

Исида воззрилась на него, и во взгляде ее Эхнатон уловил жалость. Она протянула руку и, сняв платок с его головы, мягко провела ладонью по выпуклому затылку.

– О муж мой... – тихо произнесла она. – Как я уже говорила, первый царь этой земли всегда стремился творить добро, однако на сей стезе его предала сама природа сего бренного мира В отличие от небес, где все вечно и незыблемо, здесь все преходяще и тленно, поскольку, едва возникнув, уже начинает безостановочный путь к увяданию. Царь любил всех и вся, но любовь эта приносила ему лишь горе, ибо все, радовавшее его в этом мире, было обречено на смерть. И вот наконец отчаяние одолело его настолько, что он возненавидел собственную природу и возмечтал о смерти. А возмечтав, явился ко мне, более всех нас сведущей в великих тайных искусствах, и попросил сотворить неимоверное чудо, даровав ему смертность.

– И ты выполнила его просьбу? – прошептал Эхнатон, взирая на нее в изумлении. – Ты содеяла невозможное?

– В определенном смысле, – ответила она с едва заметной улыбкой.

– Значит, жрецы не лгут, и тебе действительно известна магия тайного имени Амона.

Улыбка Исиды стала еще шире.

– Магией можно назвать все, что угодно. Невежды используют это слово для обозначения того, чего они не понимают.

– Ладно. – Эхнатон нахмурился. – Важно не как это называется, а что именно ты сделала?

– А ты не догадываешься? – Она подняла руки и взяла в ладони его лицо. – Неужели до сих пор не понял?

Ее губы коснулись его рта с нежностью, памятной ему с их первой встречи в Обители Солнца.

– Осирис растворился в череде поколений царей Египта Можно сказать, что его частица есть и в тебе.

– Нет! – воскликнул отрекшийся фараон. – Я не могу... Только не я... Нет!

– Да, да, и в тебе тоже.

Она улыбнулась и поцеловала его снова.

– Как это возможно?

– У вас с ним общая сущность. Его природа помогла сформировать то, чем являешься сейчас ты. Сам факт твоего существования является свидетельством совершенного мною чуда.

– Может быть, ты и могучая волшебница, – медленно произнес Эхнатон, – но, боюсь, чудо ты совершила хоть и впечатляющее, но не слишком удачное.

– Вот как?

Она подняла бровь.

– Посуди сама, о моя царица, мы старимся, увядаем, как простые смертные, но не умираем. Получается, что ты не только не одарила своего собрата тем, о чем он просил, но наложила на него страшное, отвратительное проклятие. Сколь ужасно и постыдно – быть великим и могущественным, подобным тебе самой, а потом воплотиться в череду заслуживающих лишь жалости существ вроде меня и моих предшественников на троне, служащих ныне пищей для жрецов.

Царица улыбнулась.

– Но таково было его желание. А что касается судьбы, которую ты только что описал... Разве это не своеобразная форма вымирания?

– И все же ты любила его.

– Думаешь?

Ее улыбка стала холодной.

– Думаешь, я была такой же глупой, как он, и могла повторить те же ошибки? – Исида покачала головой. – Нет, по-настоящему я не любила никогда, ибо издавна понимала, чем может обернуться для меня такое чувство.

– Но он ведь не был простым смертным. Напротив, он был таким же, как ты.

– Ну и что с того?

– Я знаю, ты любила его.

Она усмехнулась.

– Откуда?

Несколько мгновений Эхнатон смотрел на нее молча, а потом неожиданно спросил:

– Зачем ты явилась ко мне? Почему из всей долгой цепи царей избрала меня?

– Хотя бы потому, что ты первый, кто дерзнул проникнуть в мое святилище и разбить мою статую.