Где-то в небесах глухо зарокотал гром.

«Всё повторяется, – думал смоукер, взбираясь по крутой лестнице следом за приятелем. – Вот сейчас откроется дверь, и на пороге вновь возникнет чёрный мохнатый гигант в ярко-красных плавках, улыбающийся до ушей… Интересно, почему так происходит? Почему в какие-то мгновения мы вдруг ясно сознаём, что уже находились в точно таких же обстоятельствах? Может быть, и вся наша жизнь тогда – это бесконечное кружение вокруг некой невидимой оси, наподобие белки в колесе? Но как выбраться из этого круга?»

От дальнейших метафизических размышлений Хлюпика отвлек Иннот. Он приложил ухо к замочной скважине и прислушался.

– Похоже, наш друг сегодня не один… Я явственно слышу женский голос. Ну что же, надеюсь, мы не испортим кое-кому прекрасный вечер… Потому что другого выхода у нас нет. – И каюкер изо всех сил забарабанил в обитую жестью и выкрашенную коричневой краской дверь.

Никакого эффекта это не произвело. Хлюпику показалось, что он слышит доносящиеся из Громилиной квартиры гитарные аккорды.

– Громила!!! Это я, Иннот!!! Открой!!! – что было мочи завопил Иннот и вновь принялся исполнять соло на гулком железном листе.

Внезапно дверь распахнулась. Громила, слегка пригибаясь, чтобы не задеть макушкой притолоку, выглянул на лестничную площадку.

– Иннот! Хлю!!! – воскликнул он и радостно расхохотался, скаля белоснежные зубы. – Вот это сюрприз, побери меня предки!!! Входите же скорее, вы заявились прямо на вечеринку!!!

Хлюпик протиснулся мимо хозяина, с интересом прислушиваясь к происходящему внутри.

– разносилось по квартире чарующее глубокое контральто.

Внезапно гитара коротко тренькнула и замолчала, а на них с Иннотом налетел лохматый чёрный вихрь.

– Инни, старый бродяга! Тыщу лет тебя не видела! Духи предков, ты всё такой же, ни капельки не изменился! – Ошеломлённому смоукеру показалось, что у него раздваивается в глазах: на них надвигалась, раскинув руки, точная копия Громилы – правда, не в красных плавках, как хозяин, а в мешковатом джинсовом комбинезоне немыслимых размеров, сильно повытертом и кое-где измазанном краской.

– Познакомься, Хлю, это моя сестра, – добродушно прогудел за его спиной гориллоид. – В этом доме её все зовут Большая Берта.

Вышеназванная между тем подняла субтильного Иннота высоко в воздух, к своему лицу, и запечатлела на его зажмуренной физиономии самый смачный поцелуй из всех, какие только Хлюпику доводилось видеть. Приятель жалобно пискнул и покорился неизбежному…

– Не знал, что у тебя есть сестра… Она тоже каюкерша? – шёпотом осведомился смоукер у Громилы.

– Нет, что ты! – расхохотался тот. – Берта у нас настоящий талант, гордость семьи! Она художник-литограф.

– Это как?

– Литография – это рисунок на камне, известняке, – пояснил обезьянец. – С одного рисунка можносделать много оттисков. Да ты её сам поспрашивай, не стесняйся: она всё объяснит.

Растрёпанного Иннота между тем поставили на пол, и внимание Большой Берты переключилось на Хлюпика.

– Значит, ты и есть тот цыплёнок, из-за которого заварилось столько каши? – радостно спросила она. – Духи предков, худенький-то какой! Ну, давай я тебя тоже поцелую, раз такие дела!

Хлюпик успел заметить ехидную ухмылку, расплывшуюся на лице приятеля, – после чего разделил его участь… Когда он осмелился открыть глаза, вся компания со смехом и шутками уже рассаживалась за столом.