Если вы хотите узнать что-нибудь еще о приюте или навести какие-нибудь справки, скажите об этом, и вам будет тут же сообщено все, что вас интересует. Но решите ли вы принять или отвергнуть это предложение подумайте о нем. Если в тиши и уединении ночи вы не сможете заснуть подумайте о нем тогда. Если вы вдруг вспомните о времени, когда были невинны, совсем не похожи на ту, какой стали теперь, - подумайте о нем. Если сердце ваше смягчится при мысли о нежности или привязанности, которую вам довелось испытать, или о ласковых словах, когда-либо сказанных вам, подумайте о нем. Если ваша горестная душа вдруг постигнет, чем вы могли бы быть и что вы теперь, - подумайте о нем тогда и поразмыслите, чем вы еще можете стать.

Ваш

искреннейший друг.

23 апреля 1853 г.

ШУТКИ КОРОННЫХ И СОВЕСТНЫХ СУДОВ

Перевод Я. Рецкера

Я принадлежу к той категории людей, которых Сидней Смит назвал "любимыми животными правительств вигов", то есть к числу адвокатов с семилетним стажем *. Скажи я, с семнадцатилетним стажем, я бы тоже не ошибся, а быть может, не ошибся бы и сказав: с двадцатисемилетним. Но я предпочитаю оставаться в тени и потому не стану распространяться на эту тему.

Разумеется, как адвокат с солидным стажем, я скорблю над упадком нашей профессии. До чего же она поблекла и захирела! На моих глазах даже сами Джон Доу и Ричард Роу * пали жертвами невежества и предрассудков. На моих глазах канули в вечность шумные сборища в суде Олд-Бейли, в центре лондонского Сити, эти веселые послеобеденные встречи, во время которых, могу смело сказать, было выпито больше вина и обговорено больше новостей, чем в любой веселой компании, в какой мне довелось принимать участие на моем веку. Как подумаю о весельчаке-прокуроре, священнодействующем над своим знаменитым салатом, о господах судьях, обсуждающих достоинства вин с лорд-мэром и шерифами, и о завзятых остроумцах - адвокатах Олд-Бейли, развлекающих своими шутками олдерменов и публику, и как вся наша братия, разгоряченная вином и оживленной беседой, направлялась в зал судебных заседаний, чтобы вершить суд над каким-нибудь рабом божиим и приговорить его к пожизненному тюремному заключению, так вот, как подумаю, говорю я, о тех, безвозвратно ушедших золотых денечках и о том стоячем болоте, где мы прозябаем ныне, право же, я нисколько, вот нисколечко не удивляюсь, что Англия идет к верной гибели.

Коль скоро эта статья публикуется без указания моего имени * и, стало быть, у публики не будет оснований подозревать меня в тщеславии, беру на себя смелость упомянуть, что я от природы наделен чувством юмора. Мало что может мне доставить такое удовольствие, как хорошая шутка. И подобно тем прославленным свидетелям - офицерам 46-го полка (лучших свидетелей я в жизни не видывал, даже на процессах барышников, хотя в наш развращенный век публика отнеслась к ним без всякого сочувствия), я вовсе не против того, чтобы шутка была соленой. Особенное пристрастие я питаю к судебным шуткам, ибо к этой сфере тяготеют мои интересы, но мне особенно по душе, когда шутка, что называется, хорошо просолена. И действительно, лучшие из сохранившихся у нас судебных шуток, это шутки с солью.

Говорю "из сохранившихся", поскольку под тлетворным воздействием уравнительного духа нашего времени некоторые из наисоленейших шуток, связанных с нашей судейской профессией, подверглись варварскому истреблению. Сдается мне, что такое нововведение в нашем судопроизводстве, как допрос сторон, нанесло смертельный удар традиционному юмору англичан. Разве можно было представить себе нечто более уморительное, чем когда господа судьи всем своим глубокомысленным видом показывают, что стремятся установить истину, и в то же время игнорируют мнение сторон, в девяти случаях из десяти знающих о ней больше, чем кто бы то ни было? Увы, теперь это обычай, отошедший в прошлое, как и сотни других презабавных шуточек, коими так тешили себя отцы и деды нынешних судейских.