– Клянусь божественным тетрактом, я не притронусь к тебе даже пальцем! Все‑таки я – пифагореец!

– Это ты пока говоришь. Но я‑то лучше знаю. Несмотря на то, что ты все время вел себя целомудренно, как Меланион, когда мы окажемся в зарослях асфоделя, тебе захочется поцеловать меня. Всего один безобидный поцелуй. А потом может случиться все, что угодно.

Зопирион молча смотрел на нее, потому что именно это и занимало его мысли в последнее время.

– К тому же я и сама не из мрамора, ты ведь знаешь, – опустив глаза прошептала Коринна.

Подавив вздох, он схватил ее за руку.

– Коринна…

– Да?

Природная застенчивость взяла было верх, но юноше удалось, слегка заикаясь, произнести:

– Я л‑люблю тебя!

Коринна пристально посмотрела на него.

– Ты мне тоже нравишься, Зопирион. Даже больше, чем я могу позволить себе произнести вслух. Если ты сказал именно то, что хотел, то поговори с моим отцом, когда встретишься с ним в Мессану.

– Именно это я и хотел сказать. Но могут возникнуть трудности.

– Ну, конечно, их всегда много.

– Я все‑таки на одну часть перс.

– Дорогой Зопирион! Не надо постоянно вспоминать о своей персидской крови. Выходит так, что ты постоянно защищаешься. Тебе ведь не нужно принимать афинское гражданство. После моего брака с финикийцем отец вряд ли свыкнется с мыслью о чужеземце. Сейчас меня больше заботит брачный договор и все что с этим связано. И мой ребенок.

Зопирион махнул рукой.

– Так или иначе со временем это можно утрясти. К тому же я тоже должен получить разрешение своего отца.

– Давай не будем говорить о любви до тех пор, пока не начнем предпринимать практические шаги в этом направлении. Согласен?

– Мне казалось, я – человек логики, но из‑за тебя я превратился в человека с полотняными мозгами, вроде Алексита.

– Ты согласен? Мне нужен прямой ответ.

– Да, с радостью.

А потом они устроили пикник. Между влюбленными сидел Софрон, обгладывал ножку дичи и безучастно слушал рассуждения Зопириона об акведуках и фортификации.

Следующая стоянка была в Темпсе, где путешественники задержались на день, чтобы взять груз медной руды. Корабль был загружен полностью. Пришлось встать на якорь подальше от берега. Попасть на судно или на берег можно, только воспользовавшись шлюпкой. Утром восемнадцатого числа на борту собрались все, за исключением капитана: дела коммерции задержали его на суше. Наконец, с берега отплыла шлюпка, на корме которой суетился Ифбаал.

Зопирион, скользя взглядом по палубе, с тревогой заметил, как Алексит, припадая к земле, крадется к двери в крошечную каюту и теребит кожаный лоскут, служивший щеколдой. Предчувствуя очередную ссору, Зопирион хотел было закричать и остановить его, но побоялся привлечь внимание Ифбаала. К тому же он терпеть не мог вмешиваться в чужие дела. На мгновение он застыл в нерешительности с широко раскрытым ртом. Всего несколько громких ударов сердца – казалось, прошла вечность, – и он собрался с мыслями.

– Эй, Алексит, убирайся оттуда, – закричал он как раз в тот момент, когда голова капитана Ифбаала показалась над палубой.

Одного взгляда хватило капитану, чтобы понять ситуацию. С ревом он перекинулся через борт, сбросил крутку, выхватил кинжал и бросился на Алексита. Одним прыжком Ифбаал сократил вдвое расстояние между ними, и только тогда нарушитель поднял глаза и увидел прямо перед собой всклокоченную бороду финикийца, горящие яростью глаза и пену на искривленных губах.