Вот прямо сейчас попросит капитана остановиться и поедет домой на метро…

Не попросил. Отчаянно ругая свою бесхребетность, идиотскую жалость, несовременную наивность, сидел на заднем сидении, отвернувшись от разговорчивого мента.

В вестибюле больницы Чегодину с рук на руки передали перевязанного по всем медицинским правилам Вертаева. Вернее, не передали – вышел сам, смущенно улыбаясь и придерживая наброшенный на плечи пиджак.

– Болит?

– Слегка. Врач сказал – нерв не задет… Спасибо, Виктор Юрьевич. За мной не пропадет…

– Останешься в Москве, – безаппеляционно поставил точку на совместной поездке Виктор. – Николаеву скажу. Все. Валяйся в постельке, ешь манную кашку да ходи на перевязки.

Неожиданно Семен запротестовал: плечо почти не болит, он обязательно поедет вместе с Чегодиным, обращение к Николаеву ничего не изменит. В доказательство подвигал кистью руки, подвешенную к шее бинтом. Дескать, пистолет пока не удержит, но, насколько ему известно, в профессии сыскаря важно не оружие – мозги. А они пока еще работают, как надо.

Пришлось согласиться. Поведение Вертаева стало еще более непонятным и… привлекательным…

При посадке в вагон поезда им повезло – досталось четырехместное купе на двоих. Если по пути не подсадят пассажиров, они поедут с комфортом. Согласовав почти несбыточные надежды с проводником, подкрепив их двумя купюрами, Чегодин и Вертаев заняли нижние полки.

– Почаевничаем? – предложил Виктор едва состав тронулся. – Знаешь, привык в дороге пить чай – мозги светлеют, скуки – как не бывало.

– С удовольствием, – согласился Семен при виде двухлитрового термоса. – Отвечаю ватрушками – мать напекла.

Пили ароматный напиток из пластмасовых стакашек, поглядывали в окно на поля с перелесками и деревеньками, блаженствовали.

– Как думаешь, кто напал на нас? – неожиданно спросил Чегодин, пристально вглядываясь в безмятежное лицо попутчика. – Не твои ли друзья приятели?

Вопрос задан в лоб. Если банда Николаева причастна к нападению, николаевская шестерка не сможет отвертеться, ответит положительной или отрицательной гримасой. А уж разбираться в «гримасах» Виктор за время работы сыщиком научился.

– Мало кого знаю из окружения босса, – равнодушно ответил Вертаев. – В разборках не учавствовал, больше – по отдельным поручениям. Типа нынешнего… Думаю, налетчики – либо заезжие, либо посланы конкурентами. У них тоже рыночные отношения…

В «психологичесском таланте» Чегодина образовалась огромная трещина. Прежде всего, как об"яснить явную отстраненность «помощника» от преступной среды? У «них» рыночные отношения, не у «нас», а у «них»? И что означает вскользь брошенная фраза об «отдельных поручениях», не связанных с грабежами и убийствами?

Впору поверить в то, что с Виктором едат не преступник – свой брат, сотрудник уголовного розыска.

– Ты сознаешь, что говоришь?

– Сознаю, – уже безулыбчиво кивнул Вертаев. – Отлично сознаю.

На следующий день – очередная загадка.

Курить выходили по одному. Не из боязни ограбления – просто Чегодин курил меньше «помощника», ограничивался десятком сигарет в день, а Вертаев высмаливал по полторы пачки. Как принято в поездах дальнего следования, место для курения – в нерабочем тамбуре, где в качестве пепельницы к дверям прикована маталлическая об"емная «тара».