Я поставил чашки в раковину, выключил плиту, и на лифте мы спустились в вестибюль.

– Я вижу, лифт идет в подвал, – заметил Падильо. – Что там?

– Гараж.

– Со служителем?

– Нет, машину ставишь сам.

– Наверное, они пришли и ушли этим путем. С Фредль.

– Вероятно, да.

– Какая у тебя машина? Что-нибудь модное?

– "Стингрей". Фредль, из патриотических чувств, остановилась на «фольксвагене».

– Вообще-то автомобиль тебе нужен?

– Нет. Но в Америке принято иметь машину.

– А как ты добираешься до работы?

– Пешком.

– Далеко ли отсюда до «Мэйфлауэр»?

– Минут десять-пятнадцать прогулочным шагом, но, учитывая твой бок, мы возьмем такси.

Мы остановили машину и проползли шесть кварталов до «Мэйфлауэр» под ворчание водителя, честящего едущих на работу государственных служащих, автомобили которых запрудили улицу.

– Из-за этих мерзавцев я опоздаю на работу, – закончил он гневную тираду, затормозив у отеля.

– А где вы работаете? – поинтересовался я.

– В министерстве сельского хозяйства.

И, получив деньги, рванул с места, воспользовавшись разрывом в транспортном потоке.

Я представил Падильо заместителю управляющего отеля, не извинившись за его мятую одежду и трехдневную щетину, резонно рассудив, что мы без труда найдем другой отель, если их оскорбит появление в вестибюле бродяги. Но помощник управляющего ничем не выразил не только неудовольствия, но даже удивления и радушно приветствовал Падильо. Я попросил прислать нам завтрак на двоих, мы прошли в кабину лифта и поднялись наверх.

Я снял Падильо двухкомнатный «люкс». Первым делом он открыл стенной шкаф. Там висели несколько костюмов, два пиджака, три пары брюк, свитер и легкое пальто.

– Она выбрала мои любимые, – прокомментировал он вкус Фредль.

– Рубашки, носки и все остальное в ящиках. Там же и бритвенные принадлежности.

Он нашел все необходимое и скрылся в ванной. В гостиную вернулся в белой рубашке с черным галстуком, однобортном сером костюме и черных туфлях.

– С таким загаром обычно приезжают из Майами, – отметил я.

– Я поначалу оставил усы, но потом решил, что это перебор.

– Наши юные матроны будут от тебя в восторге.

Падильо оглядел гостиную. Ничего особенного. Диван, кофейный столик, три кресла, телевизор, письменный стол, накрытый стеклом, два-три стула, лампы, ковер на полу, деревенские пейзажи по стенам. Я также насчитал восемь пепельниц.

– Дома, – вырвалось у него.

– Когда ты уехал?

– Более десяти лет тому назад.

– И тебя пырнули ножом, едва ты сошел с корабля.

– Только тогда я и понял, что действительно вернулся домой.

В дверь постучали, и я не преминул сказать Падильо, что службы отеля работают как часы. Он открыл дверь, но на пороге возник отнюдь не официант со столиком на колесах, а двое дружелюбного вида мужчин. Один даже улыбнулся и спросил, может ли он поговорить с мистером Падильо.

– Я – мистер Падильо.

– Я – Чарльз Уинрайтер, а это – Ли Айкер, – говоривший возвышался на голову над своим спутником. – Мы из Федерального бюро расследований, – оба они извлекли из карманов бумажники с удостоверениями и протянули их Падильо, точно следуя должностной инструкции.

Падильо взглянул на часы.