— Будто на дворе в самом деле тысяча восемьсот шестьдесят третий, — заметил Ойлер. — Правда? Так тихо.
— Ага.
— Эй, я тебе сейчас покажу кое-что, — проговорил Ойлер переменившимся голосом, мягким и странным.
Пламя перед ними потрескивало и дрожало, завораживая.
— Что?
Ойлер не ответил. На секунду огонь притих, подпустив темноту совсем близко. Когда пламя ожило, Джонсону на мгновение показалось, что вокруг шеи собеседника что-то есть. Потом видение исчезло, превратившись в игру теней. Он протер глаза: «Наверное, все дело в виски. Уже мерещится всякое».
— Фил…
— Зови меня Норри, — Ойлер улыбнулся. — Ты видел?
— Что я должен был увидеть?
— Я знаю про Джубала Бошама больше, чем рассказываю, — проговорил Ойлер. — Гораздо больше.
— Ты про Дэйва?
Ойлер помотал головой и снова улыбнулся:
— Он дал мне померить… ну, знаешь, повесить себе на шею. И мне понравилось.
Терри, пошатнувшись, встал — кажется, он опьянел сильнее, чем думал. Определенно пора на боковую.
— И куда это ты собрался? — ласково спросил Ойлер.
— Я… я просто…
Внезапно сильная боль пронзила ногу. Джонсон посмотрел вниз и увидел, что Ойлер воткнул штык ему в сапог, буквально пригвоздив ступню к земле. Не успел Джонсон закричать или попытаться освободиться, как Ойлер выдернул лезвие и свалил Терри на землю, зажимая ему рот и вжимая в грязь всем весом. Джонсон хотел вырваться, но Ойлер оказался слишком силен. В ходе борьбы кто-то из них столкнул банджо в костер, и теперь инструмент тихо и зловеще потренькивал в огне. Лицо Ойлера оказалось рядом, так близко, что Джонсон щекой чувствовал щетину на его подбородке и дыхание, пахнущее виски. «У него на шее нет петли, — мысли путались. — У него на шее ничего нет…»
— Война — это Ад, — прошептали ему на ухо.
Ойлер казался невероятно сильным — живая машина, комок сплошных мускулов. Джонсон смутно ощущал запахи, волнами идущие от его тела — спиртное, табак и что-то еще, вонь заросшего плесенью погреба.
— Добро пожаловать в Ад.
— Пожалуйста, — пробормотал Терри в чужую ладонь.
— Бери в рот.
— Что?
— Что слышал.
Джонсон опустил взгляд и увидел лезвие штыка у своего подбородка.
— Пожалуйста. Не надо.
Ойлер вздернул штык вверх, Джонсону в зубы. Терри подавился, когда скользкий металл заполнил его рот, а боль прошила порезанные губы и язык. В носовых пазухах мигом заклокотало соленое тепло.
Джонсон иногда размышлял, о чем думают люди, когда оказываются на грани смерти. Теперь он знал наверняка. Мысли обратились к родителям, к гулящей жене, к сестре в Нью-Джерси, ко всем вещам, которые он не сделал и не сделает уже никогда. Он пытался заговорить, но не смог выдавить ничего, кроме нескольких отчаянных скулящих звуков. На глаза навернулись слезы и покатились по щекам. Звезды начали терять привычные очертания — задрожали и поплыли на край вселенной, и в этом уже не было ровно никакого смысла.
Не отпуская его, Ойлер начал бормотать что-то, выговаривая слова на непонятном языке. Потом он двинул штык глубже — и все исчезло.
Глава 12
Винчестеры проснулись от завывания полицейских сирен, оглашающего предрассветные городские улицы. Дин скатился с кровати и раздернул тяжелые занавески, впустив в номер бледный свет только-только занимающейся зари.
— Плохой знак, — он оглянулся на брата. |