Когда он впервые попросил ее руки, она не ответила ему ничего определенного. Скорчила гримасу и что-то пробормотала.

— Понимаешь, старушка, в любое время — ты только скажи. Верно, это нехорошо. Ты на меня не глядишь. Я всегда был ужасным глупцом. Но мы могли бы образовать маленькую корпорацию. Ты ведь знаешь, что я переживаю, не так ли, а? То есть не только сейчас, а всегда. Понимаешь, не хочется упускать даже маленький шанс, но это так, к слову.

А Розмари смеялась и целовала ему затылок.

— Ты прелесть, Джордж, я не забуду про твое доброе предложение, но пока что я не собираюсь замуж.

И он серьезно отвечал:

— Правильно, не нужно торопиться. Следует подумать.

Он не питал никакой надежды — ни малейшей. Вот почему он так изумился, даже не поверил, когда она сказала, что выйдет за него замуж.

Конечно, она не любила его. Он это хорошо понимал. Просто она устала.

— Ты ведь понимаешь меня? Хочется спокойствия, и счастья, и уверенности. Я буду с тобой… Ты мне нравишься, Джордж. Ты милый, забавный, нежный и, думаю, замечательный. Поэтому я и хочу быть с тобой.

Он пробормотал:

— Договорились. Заживем по-королевски.

Ну что ж, и это совсем не было не правдой. Они были счастливы. Он довольствовался малым. И всегда говорил себе, что не следует жену слишком ограничивать. Розмари не удовлетворится его нудным обществом. Случались и отдельные истории! Он приучил себя быть терпимым к ним — к этим историям. Он твердо верил в их мимолетность: Розмари всегда возвращалась к нему. Он был терпелив, и все заканчивалось по-хорошему.

Что-то в нем нравилось ей. Ее привязанность к нему была постоянной и неизменной. И существовала она независимо от ее кокетничанья и увлечений.

Он приучился смотреть на это сквозь пальцы. И говорил себе, что при необычной красоте и влюбчивом характере Розмари от этого никуда не уйдешь. И не стоило тут волноваться.

Пофлиртовала с этим мальчиком, и все. Но когда он почувствовал нечто серьезное… Он сразу ощутил происшедшую в ней перемену. Она стала какой-то возбужденной, похорошела, словно вся засветилась. И вскоре голос инстинкта подтвердил весьма неприятные события.

Однажды, когда он зашел к ней в гостиную, она инстинктивно прикрыла рукой исписанную страницу. Он все понял. Она писала любовнику.

Тотчас же, как только она вышла из комнаты, он вошел туда и взял пресс-папье. Письмо она забрала с собой, но промокательная бумага была почти что свежей Он поднес ее к зеркалу и увидел слова, написанные размашистым почерком Розмари: «Мой дорогой, горячо любимый…»

Кровь застучала в ушах. Чувства Отелло сразу стали понятны ему. Спокойствие, рассудительность? Фу! Только дурак сохранил бы здесь спокойствие. Ему захотелось задушить ее! Захотелось хладнокровно убить этого парня. Кто он? Прощелыга Браун? Или этот навязчивый Стефан Фаррадей? Они оба пялятся на нее, как два одуревших от страсти барана.

Он увидел в зеркале свое лицо. Налившиеся кровью глаза. Вид помешанного.

При этом воспоминании бокал выпал из рук Бартона. Снова безумные желания охватили его, снова кровь застучала в ушах. Даже сейчас…

С трудом подавил он воспоминания. Не следует ворошить старое. Он не должен больше страдать.

Розмари умерла. Умерла и успокоилась. И ему пора успокоиться. Не следует терзаться.

Странно повлияла на него ее смерть.

Успокоение…

С Руфью он никогда об этом не говорил. Хорошая девушка Руфь. Светлая голова. В самом деле, что бы он делал без нее? Без ее помощи. Без ее сочувствия. И никакого намека на сальности. Нет в ней безумия Розмари…

Розмари, Розмари, сидящая за круглым столом в ресторане. Слегка осунувшаяся после флю… слегка похудевшая… но красивая, очень красивая.