Мартина попыталась его успокоить.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь, Марк.

– А ты бы помолчала! Сама подливаешь масла в огонь, а потом удивляешься, что горит. Ты меня ненавидишь потому, что я предпочел тебе Софи. Представь себе, я об этом ни капельки не жалею. Если хочешь знать, девица, которая позволяет себя лапать индейцам, вызывает у меня тошноту.

– Ты хам и кретин!

– А ты, хочешь знать, кто ты?

Тьерри угрожающе к нему приблизился.

– Не советую!

– А вы…

Вмешался доктор.

– Хватит, Марк! Иди, подыши воздухом. Что до тебя, Мартина, – я не знаю, какую цель ты преследуешь, но то, что ты делаешь, некрасиво.

– А вы, дядюшка, в то время, как пытаются убить вашу племянницу, строите из себя праздного обывателя.

Пьюбран пожал плечами.

– Как думаете, Олимпия, по-моему, это никогда не кончится.

– Она искренна, Марсьяль, но это не значит, что она говорит правду. Вспомни мою бедную сестру, ее навязчивые страхи.

Мартина разразилась слезами и выбежала из комнаты. В наступившей тишине комиссар проговорил:

– Мадемуазель Пьезат, мужчины способны на разные гадости, но это несравнимо с тем, что могут сделать женщины.

После ужина вместо того, чтобы пойти домой, комиссар решил побродить в одиночестве по старому Каору. Ему необходимо было собраться с мыслями, подумать о других, разобраться с самим собой. Пропитанные бесплотным духом прошлого, переулки, чья тишина была ровесницей человеческой усталости, представлялись комиссару идеальным для этого местом. Ему казалось, что паперти церквей с размытыми временем скульптурами и патрицианские дома, обесцененные годами и нравами проходящих поколений, источают мудрость, столь необходимую сейчас ему. Невик гулял долго, и чем глубже проникал он в тайну старинных декораций, тем уверенней в себе он становился. Ничто больше не казалось ему невозможным. Он убеждал себя, что терпение и здравый смысл составляют главное его оружие и враг против него бессилен. По улице Королевского Дворца он добрел до площади Свободы, пересек ее и завернул на Дорада. Оказавшись на набережной Шампольон, сел на скамейку и смотрел на поднимающийся от воды пар: бесконечная жалоба огромного зверя. Тьерри чувствовал умиротворение, которое не испытывал с тех пор, как умерла Алиса. В эту тихую ночь он, подслушав ровное дыхание города, сам стал спокойнее. Он по-другому и с новым рвением взялся за решение проблемы, открылось второе дыхание. Он не думал и не хотел больше думать о Мартине как о женщине. В его глазах она стала лишь одним из звеньев головоломки, которую ему предстояло разгадать. С легкой грустью смотрел Тьерри на проступающие из темноты дома. Он спрашивал себя, сколько влюбленных нашли приют в их стенах, влюбленных, наивно верящих, что любовь вечна… Он вздрогнул, стряхнув с себя оцепенение, как отряхивается собака, вылезая из воды: нельзя поддаваться бесполезной меланхолии, он должен догнать настоящее и выполнить предъявленные им требования. Ненависть Марка Кесси к кузине поразила комиссара. А если он сказал правду? А если Мартина (при этой мысли у Тьерри неприятно засосало под ложечкой) мстила за то, что ей предпочли другую? Но почему она не хотела помочь им деньгами? С другой стороны, такое отношение объясняло неприязнь семьи к родственнице. И все же было слишком жестоко намекать на вероятную психопатологическую наследственность. Возможно ли, что покушение, жертвой которого стала Мартина, всего лишь плод больного ума? Нет, ненависть Марка Кесси была направлена совсем не на больную. Наконец, истощенные финансы дяди, тети и кузена – что касается кузена, нужно добавить и слова о нем тестя – все это свидетельствовало в пользу Мартины. Невик отклонил кандидатуры доктора и мадемуазель Пьезат. Трудно, даже если очень нуждаешься в деньгах, превратиться из нормального человека в преступника, тем более на старости лет.