– Марк, прошу тебя!

– Объяснитесь, господин Кесси.

– У меня не было достаточно средств, чтобы обеспечить жену достойным гардеробом, и моя кузина часто отдавала Софи старую, надоевшую ей одежду. Добренькая такая! Специально, чтобы меня унизить.

– Вчера на мадам Кесси было это платье?

Собравшиеся ответили утвердительно.

– Значит, если вы все видели на мадам Кесси зеленое муслиновое платье, невозможно, чтобы кто-то из вас перепутал ее с мадемуазель Пьюбран. В таком случае, если мы примем предположение, что Софи – случайная жертва, за аксиому, действия преступника становятся непонятными. Отсюда следует: убийство было совершено кем-то, кто был не в курсе истории с «переодеванием», а это все усложняет – преступника следует искать не среди членов семьи.

Олимпия Пьезат иронично заметила:

– Вы как будто об этом жалеете.

– Я воздержусь от ответа на ваш вопрос. Доктор, мадемуазель Пьезат, господин Кесси – свободны, а вас, мадемуазель Пьюбран, я попрошу остаться: мне понадобится ваша помощь во время допроса прислуги.

– Хорошо.

Родственники вышли. Мартина представила ему оставшихся: двух мужчин и двух женщин.

– Герман. Метрдотель и эконом. Он знал меня еще младенцем. Альфонс – царь своих земель. Он у нас садовник. В доме одиннадцать лет. Мария-Антуанетта – кухарка, жена Германа. Вот уже пятнадцать лет она колдует над своими кастрюлями. И наконец, Мариетта – домработница, помощница Германа. Новенькая, в Блонзате всего пять лет.

У всех четверых были честные и отважные лица. Казалось невозможным, чтобы кто-то из них мог напасть на хрупкую и беззащитную Софи.

– Герман, что вы думаете о смерти Софи Кесси?

– Ничего, господин комиссар. Грустно все это! Подобного просто не должно быть.

– А вы, Альфонс?

– Я не могу поверить, что никогда больше не увижу госпожу. Она, как никто, любила гулять в парке и всегда с уважением относилась к моему труду, часто расспрашивала меня, что я делаю, советовалась. Хороший человек! Ее трудно не любить!

– А вы, Мария-Антуанетта?

– Я долго ее не забуду. Не могу представить, что она никогда больше не появится на кухне.

Эмоции задушили кухарку, она разрыдалась.

– Наконец вы, Мариетта?

– Пусть мадемуазель простит меня, но мадам Софи была ласковее всех в обращении. Никогда не повышала голоса. Каждый раз, когда она что-нибудь просила сделать, у нее был такой вид, словно она извинялась, словно ей было неловко.

Тьерри отпустил прислугу, уверенный, что виновных среди них нет.

– Ни семья, ни слуга… Кто же тогда?

Мартина призналась, что сама ничего не понимает. Кто мог желать зла Софи?

– Она никому ничего плохого не сделала. Она была сама добродетель.

– Это лишний раз убеждает меня в том, что целились не в нее.

– Но вы только что сами сказали, что среди обитателей замка преступника нет.

– Правильно, я доказал, что физически невозможно, чтобы это был кто-то из ваших. Но тот или та, кто жаждет вашей смерти, мог обратиться к кому-нибудь со стороны.

– Комиссар, мы не в Чикаго! В Каоре убийц не нанимают.

Полицейский не поддержал ее шутку.

– Возможно, нашелся человек, который настолько ненавидел вашего отца, что за хорошее вознаграждение с удовольствием согласился отомстить и дочери.

– То есть мы опять возвращаемся к моей семье?

– Вас это удивляет?

Она замялась.

– Нет.

– Видите ли, мадемуазель, это всего лишь продолжение одной и той же истории, которая началась ночью в старом Каоре.