— Кукол?

— Ну да. Например, в поездку они берут с собой Люлю-Хорхори, сказочное чудовище, предохраняющее от катастроф. Люлю-Хорхори — что-то типа святого Христофора, который защищает в пути европейцев. — Голос Алисы был тверд и спокоен, казалось, что это не она плакала в лифте. — Вот, например, отправляться в дорогу считается лучше в среду, поэтому по средам никто не ходит в гости. Если на улице возле тебя чихнет прохожий — к неудаче. Если чешется рука, то к деньгам, но чесать ее надо о подбородок. Если туфли иранца при снимании становятся пятками одна к другой, это значит, что об их хозяине где-то сплетничают… И так далее. Я очень явственно помню эти рассказы, у меня много книг о Персии. Вот, смотри. — Она поставила на стол плоское блюдо, искусно инкрустированное и покрытое вязью букв. — На нем выписаны самые красивые эпитеты, которыми в Персии называют женщин: Мелекее — царица, Нуйр уль Мулюк — освещающая царство, Гюль — роза и много разных других, я все уже не вспомню. Любопытно, что лепестки роз или головки цветов, положенные в воду в этой чаше, очень долго не вянут, а вода не зацветает. Кроме того, вода оптически увеличивает буквы и они красиво просвечивают сквозь цветы. Видимо, мастер был влюблен, когда делал это блюдо. Папа подарил его маме на годовщину свадьбы.

Алиса сбросила тапки и уютно устроилась на диване.

— Мое детство было счастливым, меня любили родители, хотя очень редко были рядом со мной. Но я всегда ощущала их заботу и любовь. Мама пропадала на работе, но я чувствовала, что она все равно рядом. Она ходила на все мои соревнования и показательные выступления. А когда мы решили, что большой спорт не для меня, она нашла мне самых лучших преподавателей, чтобы я смогла поступить в МГУ. Мы часто звоним друг другу, пишем письма. Она так радовалась, когда узнала, что у меня появилась своя газета, и я пообещала не разочаровывать ее… — Она подняла руку: — Видишь? Суеверия все равно остаются суевериями. Не спас меня этот амулет. Это серебряное кольцо с бирюзой, на котором вырезано «омид» — надежда. А мои надежды рухнули.

— Так что же случилось? — отважился поинтересоваться Никита, беря протянутую руку Алисы в свои ладони.

— Я ушла из редакции.

— Как?! — воскликнул он.

Монотонно, словно по принуждению, Алиса сообщила о событиях сегодняшнего дня, о разговоре с Павлом Игнатьевичем, о Миле и, наконец, о своем решении.

— Ну, ты даешь, — выдохнул Никита, в волнении отпуская руку Алисы и вставая с дивана.

Он прошелся из одного угла комнаты в другой.

— Ты жалеешь об этом?

— Если честно, то очень.

— Ничего, — Никита сел рядом с Алисой, — ты ведь начала писать книгу.

— Да.

— Вот и займись ею. Я тебе помогу, если хочешь. Буду первым читателем и беспристрастным судьей.

— Знаешь, почему люди приходят в журналистику? — внезапно спросила Алиса, сбросив ноги с дивана и подаваясь вперед всем корпусом.

— Почему?

— Для некоторых это способ узнать мир и себя в этом мире, для кого-то риск, многими просто движет любопытство. Я люблю писать, сочинять истории, героев. Когда я брала интервью для газеты «Дело для всех», я уже заранее знала, какой будет статья. И, как правило, режиссировала интервью так, как оно мне представлялось заранее. Сочинять, писать — это мне больше всего по душе. Так, по-моему, работает скульптор: мнешь-мнешь влажную глину, и вот уже появляется рука или голова. Или вдруг проснешься среди ночи, вскакиваешь с постели как сумасшедшая.