|
Разак и Фарух резко обернулись и увидели мужчину средних лет, заглядывавшего в пролом. Лицо его с бледной кожей, обожженной южным солнцем, венчала копна непослушных темных волос. — Простите, вы говорите по-английски? — У незнакомца был изящный английский выговор. — Говорим. — Разак быстро подошел к пролому. — Замечательно, — улыбнулся незнакомец. — Это все упростит. Мой арабский слабоват. Фарух локтем отодвинул Разака в сторону. — Вы кто? — сурово осведомился он. — Моя фамилия Бартон. — Мужчина сделал движение, намереваясь забраться через брешь в комнату. — Грэм Бартон, я… Фарух вскинул руки вверх: — Да как вы посмели войти сюда? Это священное место! Бартон замер в испуге, словно увидел под ногами мину. — Простите. Но если вы позволите мне… — Кто вас впустил? — Разак обошел Фаруха, чтобы преградить путь Бартону. — Меня прислал сюда комиссар полиции Израиля, в помощь вам. — Он достал письмо с отметкой департамента полиции. — Англичанин! — Фарух отчаянно жестикулировал. — Они прислали нам в помощь англичанина! И это после всего, что здесь творилось в прошлом! За многие годы, проведенные Бартоном в Израиле, он с сожалением осознал, что здесь все еще хранят недобрую память об англичанах из-за их неуклюжих попыток колонизации Ближнего Востока в 1900-х годах и ниспровержение правительства, которое лишь усугубило негодование палестинцев и их обиду на Запад. Он натянуто улыбнулся. — Должен ли я напоминать вам, — предостерег его Фарух, — что людям немусульманской веры вход сюда запрещен? — Однозначное определение моим религиозным симпатиям дать довольно сложно, — примирительно сказал Бартон. Когда-то он регулярно посещал службы в англиканской церкви Святой Троицы, расположенной неподалеку от его кенсингтонского дома в Лондоне. Давно это было. Теперь он считал себя верующим светского толка, избегающим официальной религии, но стремящимся к углублению своей веры в то, что во вселенной существует нечто более значительное, чем он сам. В процессе этих поисков ему пришлось отказаться от кое-каких составляющих большинства вероисповеданий, включая ислам, который он глубоко уважал. — Итак, с какой целью вы здесь? — настаивал Разак. — Я сотрудничаю с Археологическим управлением при Министерстве культуры Израиля. — Бартон старался сохранять невозмутимый вид. Он уже чувствовал, что согласие на эту работу было крайне дурной идеей. Гуппи попала в аквариум с пираньями. — Моя специальность — древние памятники Святой земли. «А точнее, библейские древности», — про себя добавил он, однако озвучивать свою мысль счел неразумным. — И я пользуюсь в этой сфере достаточным уважением, — сказал он вслух, завершив фразу уже мысленно: «И даже считаюсь знаменитостью». Выпускник Оксфордского университета, заведующий отделом античности Лондонского музея, обладатель резюме, которое можно читать, как увлекательный роман, не говоря уж об участии в бесчисленных археологических раскопках в Иерусалиме и его окрестностях и регулярных статьях в «Библикэл археолоджи ревю» — вот послужной список Грэма Бартона. И как раз перед самым хищением Археологическое управление выдало ему щедрый денежный аванс за осуществление надзора за грядущей широкой кампанией по оцифровке материалов, которая каталогизирует все коллекции музеев Израиля. |
