«Для того чтобы вызвать Йогг-Сотота, дождись, когда солнце встанет в пятом доме, а Сатурн в триаде; затем начерти пентаграмму огня и трижды произнеси девятый стих; помни, что в день шабаша ведьм и в Хеллоуин Тварь рождает себе подобных за Пределом Врат, кои сторожит Йогг-Сотот».

«Он обладает знанием; он знает, где появились Властители, пройдя сквозь тысячелетия; он знает, где они появятся снова».

«Прошлое, настоящее, будущее — все едино и находится в нем».

«Обвиняемый Биллингтон заявил, что не производил никакого шума, чем вызвал смех и шиканье в зале, которых, к счастью для него, он не расслышал».

«Ах, ах! Этот запах! Запах! Ай! Ай! Ньярлатхотеп».

«Не то мертво, что вечность охраняет; смерть вместе с вечностью порою умирает».

«В своем доме в Р'льехе — в своем великом доме в Р'льехе — лежит он, не мертв, но спит…»

Вся эта галиматья завершилась глубоким молчанием, после которого вскоре послышалось ровное дыхание кузена, погрузившегося в спокойный сон.

Таким образом, первые часы моего пребывания в доме Биллингтона были наполнены самыми противоречивыми впечатлениями. Но это было только начало. Не успел я убрать свои записи и забраться в постель, чтобы наконец-то уснуть, оставив приоткрытыми двери своей спальни и Эмброуза, как едва не подскочил от стука внезапно распахнувшейся двери; передо мной в темноте маячила фигура Эмброуза, который стоял, протянув ко мне руку, словно собирался меня будить.

— Эмброуз! — вскрикнул я. — Что случилось?

Его била крупная дрожь.

— Ты слышишь? — дрожащим голосом спросил он.

— Что?

— Слушай!

Я прислушался.

— Что ты слышишь?

— Просто ветер шумит в ветвях.

Он горько рассмеялся.

— «Ветер лепечет Их голосами, Земля нашептывает Их мысли». Какой там ветер! Разве ты не слышишь?

— Я слышу только шум ветра, — твердо повторил я. — Тебе приснился плохой сон, Эмброуз?

— Нет, нет! — хрипло крикнул он. — Сегодня — нет, это началось и тут же закончилось; что-то меня остановило, и я очень этому рад.

Я, разумеется, знал, что его остановило, но промолчал. Эмброуз сел на постель и дружески взял меня за плечо.

— Стивен, я очень рад, что ты приехал. Только прошу тебя, если я начну говорить что-то странное или даже обидное, умоляю, не обращай на меня внимания. Мне иногда кажется, что я не в себе.

— Ты просто переутомился.

— Возможно.

Он поднял голову; при свете луны было хорошо видно его лицо — усталое, изможденное; Эмброуз опять к чему-то прислушивался.

— Нет, — сказал он, — нет. Это не ветер шумит в ветвях, и даже не звезды перекликаются, это где-то гораздо дальше — за Пределом, Стивен. Неужели ты не слышишь?

— Я ничего не слышу, — мягко сказал я, — а ты, если поспишь, тоже перестанешь слышать.

— Дело не в сне, — прошептал он, словно боялся, что нас подслушивают.