В это время Эмброуз крикнул из кухни, что завтрак готов, и я прервал свои наблюдения, твердо решив тщательнейшим образом изучить странные световые эффекты окна, тем более что времени у меня было предостаточно и возвращаться в Бостон я пока не собирался — во всяком случае, до тех пор, пока не будет выяснена причина странного поведения моего кузена, о котором тот упорно не желал говорить.

— Вижу, ты выкопал несколько историй из жизни Элайджи Биллингтона, — с нарочитой прямотой сказал я, усаживаясь за стол.

Эмброуз кивнул.

— Ты же знаешь, я увлекаюсь генеалогией и вообще люблю все старинное. А ты?

— В смысле, могу ли я что-нибудь добавить в твою коллекцию?

— Да.

Я покачал головой.

— Боюсь, что нет. Впрочем, если я почитаю документы из твоего кабинета, может, что-нибудь и вспомню. Можно?

Он был в нерешительности. Конечно, ему этого не хотелось; но, с другой стороны, какой смысл скрывать от меня то, что я уже видел?

— Пожалуйста, смотри, сколько хочешь, — небрежно бросил он. — Мне они ни к чему. — Он отхлебнул кофе и бросил на меня внимательный взгляд. — Честно говоря, Стивен, я здорово увяз в этом деле и теперь уже вообще ничего не понимаю; но, знаешь, у меня такое чувство, что бросать его нельзя, поскольку, если мы его бросим, могут произойти странные и ужасные вещи, которые все же можно предотвратить — если знать, каким образом.

— Какие вещи?

— Не знаю.

— Ты говоришь загадками, Эмброуз.

— Да! — почти крикнул он. — Это загадка. Это целый набор загадок, у которых неизвестно, где начало, а где конец. Я думал, что все началось с Элайджи, теперь я так не думаю. И чем все это закончится, тоже не знаю.

— Поэтому ты и позвал меня? — спросил я, радуясь, что разговариваю со своим прежним кузеном, а не с лунатиком.

Он кивнул.

— В таком случае расскажи, что здесь происходит.

И он, забыв о завтраке, принялся рассказывать. Он говорил без пауз и остановок, рассказывая обо всем, что произошло в усадьбе со времени его приезда; при этом он не стал говорить о своих подозрениях, описывая только череду конкретных событий. Эмброуз рассказал о найденных документах — дневнике Лабана, газетных статьях, о тяжбе Элайджи с соседями, о его переписке с преподобным Уордом Филлипсом и так далее, после чего добавил, что все это я должен буду прочитать до того, как он перейдет к самому главному. Он называл это загадкой. Выслушав его рассказ, я также пришел к выводу, что мы столкнулись с гигантской головоломкой, составленной из бесчисленного количества фрагментов. Постепенно и я начал понимать, что Эмброуз попал в какую-то чудовищную западню. Пытаясь его успокоить, я предложил на время забыть о делах и заняться завтраком, и вообще поменьше думать о таких вещах, иначе страхи могут перерасти в навязчивую идею.

Сразу после завтрака я отправился в кабинет читать бумаги Эмброуза, предварительно разложив их в том порядке, в каком они были у него. Чтение заняло у меня более часа; еще некоторое время я потратил на то, чтобы обдумать прочитанное. Действительно, настоящий «набор загадок», как говорил Эмброуз, и все же из них можно было сделать определенные выводы.

Первый и наиболее вероятный: Элайджа Биллингтон, а до него Ричард Биллингтон (или лучше сказать: Ричард Биллингтон, а после него — Элайджа) были втянуты в некие таинственные действия, суть которых так и осталась невыясненной. Можно предположить, что они были связаны с каким-то древним злом; впрочем, не следует забывать, что в те времена люди были крайне суеверны, особенно в провинции, и, значит, вполне могли распускать самые невероятные слухи и сплетни.