— Нечестно, что вы делаете это со мной, когда я ваша пленница.

— Вы действительно так думаете? То есть вы не возражаете лишь потому, что вы пленница? Тогда вылезайте и кричите. Через две минуты появится Гальба, чтобы спасти вас. Хокер вырежет мою печень, а Дойл втопчет ее в землю. Или вы можете убить меня кочергой, она у камина. Это должно вам понравиться. — Грей медленно намыливал ей плечо, и в каждом его движении был план ее соблазнения. Он человек многих успешных планов. — Вы сами этого хотите.

— Я не…

Он вел намыленным пальцем по ключице.

— Я этого не хочу. И не сделаю.

— Хорошо, надумаете — дайте мне знать. — Он улыбнулся. — Анник, у вас были когда-нибудь длинные волосы?

— Когда я жила у цыган. Очень длинные, во всю спину.

— Мне бы хотелось увидеть вас с длинными волосами. — Грей чертил извилистые линии в мыльной пене на ее груди. Это скольжение полностью лишило ее ясности мыслей. — Они бы вот так стекали вниз. — Он показал дорожку ее длинных волос. С плеча ей на грудь. — У вас полночные волосы, полные шелка и спрятанных звезд. Вы поймали меня в ловушку без надежды на спасение.

Ей много раз говорили, что она красива, особенно мужчины, которые потом спрашивали ее цену. Но это другое. Грей считал ее красивой.

— Это не умно. Для нас обоих.

— Я знаю. Мы станем очень, очень глупыми.

— Мы должны остановиться.

— Пожалуйста, останавливайтесь. А я не собираюсь.

Грей двинулся в воде. Твердое мужское тепло скользнуло по тайным и чувствительным местам ее тела, не привыкшим к таким неразумным занятиям. Желание расцвело и жгло ее, распространяясь внутри.

— Я не могу думать, когда вы это делаете.

— А тебе незачем думать. Ты уже поняла это. Помнишь Платона? Я вторая половина твоего яйца. Мы, в конце концов, встретились.

— Может быть. Я не знаю. О Платоне легче говорить, когда у вас были связаны руки.

Он исследовал ее грудь, оставляя у пиков огненные следы.

— То, что вы со мной делаете, прекрасно. И вы прекрасны до боли, когда я смотрю на вас. Как изгиб волны или падающий лист. Я вам говорила?

— Не многими словами. — Он прихватил сосок, чтобы поцеловать его. — Они поднялись, такие розовые. Показывают, как тебе нравится, что я делаю. И вкус хороший. — Еще поцелуй. — Мыльный, но хороший. Думаю, что пока займусь этим. Останови меня, когда тебе надоест.

Анник не только не остановила его, но даже позволила его рту вести ее от одного потрясения к другому, в кружащуюся пустоту. Она стонала, всем телом выгибаясь ему навстречу. Это была полная капитуляция.

Она стала частью безумия, и он точно знал, когда она сдалась.

— Я чувствую, как тебе нравится, когда я делаю это там внизу. Остальное тебе понравится тоже.

— Я… еще решаю. Не торопи меня. Я еще решаю, да… или нет. Может, нет?…

— Ты продолжаешь думать, но уже поздно. Ты не смогла остановиться.

Грей прав. Она не может оторваться от него даже ради спасения жизни. Он гладил низ живота, где она так ждала его. Запутался пальцами в мелких завитках, однако не входил в нее. Хотя мог в любой момент. Какая пытка знать, что он сам решит, когда пора…

— Это… Я не должна.

— Ты готова, — сказал он. Хрипота из голоса исчезла, глаза стали дымчатыми, с пламенем в глубине. — Но мы будем ждать, пока каждая частица тебя захочет этого.

— Нет. — Она не могла заглянуть в эти глаза, иначе бы пропала.